Морис Леблан - Полая игла
Он звонко топнул ногой, и один из кругов на паркете отскочил, распахнувшись, как крышка шкатулки, открывая нечто вроде круглого погреба, прорубленного в камне. Погреб был пуст. Отойдя на несколько шагов, Люпен снова топнул. Появился второй погреб, тоже пустой. И так он топал еще три раза. Все три открывшиеся погреба не содержали ничего.
— Ой-ой-ой, какое разочарование! — засмеялся Люпен. — При Людовике XI, Генрихе IV и Ришелье все эти пять погребов, наверное, были набиты до отказа. Но подумай сам, вот пришло время Людовика XIV, версальской глупости, время войн, великих крушений! Да вспомни Людовика XV, короля-мота, вспомни Помпадур, Дюбарри! Вот когда они высосали все до дна! Своими загребущими руками выскребли каждый угол. Видишь, ничего не осталось! — И хитро добавил: — Нет, Ботреле, кое-что осталось, есть и шестой тайник! Неприкосновенный! Никто из них так и не осмелился разграбить и его. Последние запасы, ну, скажем, на черный день… Смотри.
Нагнувшись, он приподнял крышку. В погребе стоял железный сундучок. Люпен достал из кармана ключ с замысловатыми выемками и бороздками и вставил его в замок.
Сундук открылся. Вспыхнув огнем, засверкали драгоценные камни, переливаясь всеми цветами радуги. Лазурные сапфиры, горящие рубины, зеленые изумруды, солнечные топазы.
— Смотри, смотри, малыш Ботреле. Они зацапали все золотые монеты, все экю, и дукаты, и дублоны, но сундук с камнями остался цел! Обрати внимание на оправы. Здесь изделия всех времен, всех веков, всех народов. Приданое королев. Каждая внесла свою долю. Маргарита Шотландская и Шарлотта Савойская, Мария Английская и Екатерина Медичи, все австрийские эрцгерцогини, Элеонора, Елизавета, Мария-Терезия, Мария-Антуанетта… Посмотри, какие жемчуга, Ботреле! И бриллианты! Огромные бриллианты! Нет ни одного, который не был бы достоин императрицы! Не уступят и «Регенту Франции»! — Поднявшись, он клятвенно приложил руку к груди: — Ботреле, ты расскажешь всему миру, что Люпен не взял ни камешка из королевской сокровищницы, ни единого камня, клянусь честью! Я просто не имел на это права. Сокровище принадлежит Франции…
Внизу бушевал Ганимар. По доносившемуся сюда эху ударов легко было определить, что там теперь воюют с предпоследней дверью, той, что вела в зал безделушек.
— Оставим сундук открытым, — предложил Люпен, — и погреба тоже, все эти пустые склепики…
Он обошел комнату кругом, в последний раз смотрел на витрины, любовался полотнами, а потом задумчиво произнес:
— Как грустно покидать все это! Какая тоска! Самые лучшие часы в моей жизни я провел здесь, один на один с вещами, которые любил… Глазам моим не суждено увидеть их вновь, и руки никогда не дотронутся до них.
На его огорченном лице читалась такая усталость, что Ботреле даже испытал нечто вроде жалости к этому человеку. Незаурядная личность, он острее других переживал боль разлуки, как, должно быть, и другие чувства, радость, унижение, тщеславие.
Люпен подошел к окну и, глядя в морские просторы, сказал:
— Самое грустное — то, что мне придется покинуть и это. Ну разве не прекрасно? Безбрежное море… небо… Справа и слева скалы. Этрета с тремя воротами: Верхними, Нижними, Маннепортом… сколько триумфальных арок для победителя… А победителем был я! Король приключений! Владыка Полой иглы! Необычного, сверхъестественного королевства. От Цезаря к Люпену… Ах, какая судьба! — Он вдруг захохотал. — Сказочный король? Неправда. Скорее, король Ивето! Чепуха! Властелин Вселенной, вот так! С вершины Иглы я озирал весь мир! Держал его, как птичку, в своих когтях. Приподними тиару Саитафарнеса, Ботреле. Видишь, под ней целых два телефонных аппарата. Правый для связи с Парижем, особая линия. А левый, тоже на особой линии, связь с Лондоном. Через Лондон можно позвонить и в Америку, в Азию, в Австралию! А во всех этих странах, на этих континентах — прилавки, множество прилавков, торговые агенты, маклеры, осведомители. Международное предприятие! Огромный рынок произведений искусства, антиквариата, мировая ярмарка. О, Ботреле, иногда у меня даже кружится голова при мысли о той власти, которой я обладаю. Опьянен силой и могуществом.
Рухнула нижняя дверь. Слышен был топот бегущих ног: Ганимар со своими людьми искал… А Люпен, помолчав, добавил:
— Ну вот, теперь все кончено. Появилась девочка со светлыми волосами, большими печальными глазами и честной, да, честной душой, и кончено… я сам разрушу все, построенное мной… все на свете кажется детским и абсурдным… лишь остались светлые волосы, ее печальные глаза… и честная душа.
Кто-то бежал по лестнице. Последняя дверь сотряслась от удара. Вдруг Люпен схватил юношу за руку.
— Понимаешь ли ты, Ботреле, почему я разрешил тебе сделать все, что ты сделал? Тогда как уж давно столько раз мог бы раздавить тебя, как мышь? Понимаешь ли ты, что тебе удалось самому добраться сюда? Знаешь, что я роздал всем своим людям их долю добычи, ведь ты сам видел, как они спускались ночью со скалы? Ты понимаешь, да? Игла — это приключение. Пока она моя, я — король приключений. Отнимите Иглу, и я расстанусь со всем своим прошлым, останется лишь будущее, в котором не придется больше краснеть под взглядом Раймонды, будущее…
Он сердито поглядел в сторону двери:
— Уймись же, Ганимар, дай закончить разговор!
Удары участились. Похоже было, дверью били в дверь. Стоя напротив Люпена, Ботреле, сгорая от любопытства, ожидал, как повернутся события, не догадываясь о намерениях противника. Он отдает Иглу, пусть, но почему же сдается сам? Что он задумал? Как рассчитывает ускользнуть от Ганимара? И, кроме того, где же Раймонда?
А тем временем Люпен мечтал:
— Честен… Арсен Люпен честен… не будет больше краж… жить как все… Почему бы и нет? Ничто не мешает мне добиться такого успеха… Да отвяжись ты, Ганимар! Невдомек тебе, трижды дураку, что я сейчас сказал исторические слова, а Ботреле внимал им, чтобы передать затем потомкам. — Он усмехнулся: — Напрасная трата времени. Никогда Ганимару не понять всей важности моей исторической речи.
И, взобравшись на скамеечку, красным мелом начертал на стене:
«Арсен Люпен завещает Франции все сокровища Полой иглы с единственным условием, что сокровища эти будут выставлены в музее Лувра в залах под названием „Залы Арсена Люпена“.
— Теперь, — заявил он, — моя совесть спокойна. Мы с Францией квиты.
Атакующие колотили в дверь кулаками. Отлетел кусок доски. В отверстие просунулась рука в поисках замка.
— Гром и молния! — вскричал Люпен. — Впервые в жизни Ганимар, возможно, дойдет до цели.
И, подбежав к двери, выдернул ключ.
— Вот так, дружище, а дверь-то крепкая… Так что мне некуда торопиться… Ботреле, прощай… И спасибо! Ведь ты мог бы создать мне дополнительные трудности… но ты же добрый малый!
