Найо Марш - Убийство в частной лечебнице
— Даже если бы трубочка была полной, — заметил Аллейн, — как это объяснило бы, что таблетки попали в мензурку?
— Я… что вы сказали?
— Вы говорите, что первая трубочка могла быть и не пустой, и вы хотите, чтобы я сделал из этого вывод, что вы ответственны за смерть сэра Дерека?
— Я… Я… Да, таково мое предположение, — пробормотал Филлипс.
— Намеренно или случайно это произошло?
— Я не убийца, — гневно ответил сэр Джон.
— Тогда каким образом таблетки попали в мензурку?
Филлипс молчал.
Инспектор минуту выждал, потом, с необычной интонацией сказал своим глубоким голосом:
— Значит, вы не понимаете идеалистов?
— Что? Нет!
— Я вам не верю.
Филлипс уставился на него, мучительно покраснел, потом пожал плечами.
— Вы хотите, чтобы я все это изложил письменно? — спросил он.
— Не думаю. Позже, если понадобится. Вы были очень откровенны со мной. Я ценю и вашу честность, и мотивы. Послушайте, а что вы можете мне сказать, что могло бы помочь вам самому? Со стороны офицера полиции это необычный вопрос, но все-таки…
— Не знаю. Я полагаю, все против меня. Я угрожал О'Каллагану, значит, едва представилась возможность, дал ему сверхдозу гиосцина… Это все выглядит очень подозрительно, даже то, что я сам делал укол, но это мой обычай, особенно когда анестезиологом у меня Робертс, поскольку он терпеть не может делать уколы. Еще более подозрительно, что я использовал слишком много дистиллированной воды. Опять же, такова моя привычка. Я могу доказать это. Я могу доказать, что предлагал леди О'Каллаган прибегнуть к услугам другого хирурга, но она настояла, чтобы оперировал я. Вот и все. Но я не думаю, чтобы… Нет, это все.
— У вас есть какие-нибудь теории относительно остальных участников операции?
— Вы хотите сказать, насчет того, кто это сделал? Никаких. Я полагаю, это связано с политическими мотивами. Как это было сделано, у меня нет ни малейшего понятия. Я не могу подозревать никого из тех, кто работал вместе со мной. Это немыслимо. Вы сказали что-то насчет патентованных лекарств. В этом что-то есть?
— Мы в данный момент как раз исследуем этот вопрос. Я не знаю, обнаружится ли что-нибудь. Кстати, почему доктор Робертс не любит делать уколы?
— Это чисто личная причина, не имеющая никакого отношения к данному делу.
— Это потому, что он некогда превысил дозу лекарства?
— Если вы и так это знаете, то зачем спрашивать меня? Проверяете мою правдивость?
— Если хотите, да. Он не оставался с пациентом наедине?
— Нет. Ни разу за все время.
— Оставалась ли одна из сиделок в операционной наедине с пациентом до операции?
— Сиделки? Не знаю. Я бы этого все равно не заметил. Они начали приготовления до того, как мы пришли в операционную.
— Мы?
— Томс, Робертс и я.
— А как насчет мистера Томса?
— Не помню. Может быть, он и заходил в операционную, чтобы посмотреть, все ли готово.
— М-да. Я уверен, что понадобится следственный эксперимент — реконструкция всей операции. Вы могли бы выделить нам время завтра?
— Вы хотите сказать, изобразить операцию, как в пантомиме?
— Если не возражаете. Мы вряд ли сможем провести операцию по-настоящему, разве что мне удастся найти члена Парламента, страдающего острым аппендицитом.
Филлипс сардонически усмехнулся.
— Не надо, а то еще я дам ему сверхдозу гиосцина, — сказал он. — Вам нужна вся бригада, которая была на операции?
— По возможности…
— Если только не будет экстренной операции, во второй половине дня у меня ничего не запланировано. Не думаю, чтобы появились экстренные операции. Клиника, — мрачно добавил Филлипс, — скорее всего придет в упадок. Моя последняя крупная операция пользуется несколько скандальной известностью.
— Так как же? Вы сможете собрать для меня остальных завтра днем?
— Попытаюсь. Это будет очень неприятно. Сиделка Бэнкс нас оставила, но ее можно найти.
— Она в Клубе сиделок в Челси.
Филлипс бросил на него быстрый взгляд.
— Вот как? — коротко откликнулся он. — Отлично. В пять часов вас устроит?
— Восхитительно. Мы сможем воспроизвести все это так близко к реальности, как только можно? Те же самые инструменты и все такое?
— Мне кажется, это можно устроить. Я дам вам знать.
Филлипс направился к двери.
— Пока я прощаюсь с вами, — сказал он. — Я понятия не имею, считаете ли вы меня убийцей О'Каллагана, но вы вели себя очень вежливо.
— Нас учат хорошим манерам одновременно с правилами несения постовой службы, — ответил Аллейн.
Филлипс ушел, и Аллейн отправился на поиски инспектора Фокса, которому пересказал утренние события. Когда дело дошло до визита Филлипса, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на свои ботинки.
— Опять ваша разочарованная гримаса, Фокс, — сказал Аллейн. — Это отчего же?
— Видите ли, сэр, могу сказать, что у меня свои сомнения насчет этой самоотверженности. Звучит все это очень мило, но это не та материя, которую люди охотно выдают другим, полагая, что сказанное еще вернется к ним с лихвой… перевязанное пеньковой веревочкой.
— Понятия не имел, что у вас такой изысканный слог! Вы хотите сказать, что не верите в мотивы Филлипса, побудившие его прийти сюда, или в предполагаемую попытку сиделки Харден отвлечь мое внимание?
— И то, и другое, сэр, но особенно — в первое. Как я понимаю, против сэра Джона Филлипса у нас получается более прочное дело, чем против кого-нибудь из остальных. Мне кажется, вы правы насчет политической стороны вопроса — она немногого стоит. Опять же, сэр Джон знает, в каком мрачном свете он предстает здесь. И что он делает? Он приходит сюда, говорит, что собирается поговорить с вами начистоту, и сообщает вам лишь то, что вы и так уже знаете. Когда вы ему на это указываете, он утверждает, что мог ошибиться насчет двух трубочек с лекарством. Вы в это верите, шеф?
— Нет. Чтобы прикончить жертву, ему пришлось бы растворить содержимое целой трубочки. Каким бы замороченным он ни был, он не мог совершить такое по ошибке.
— Вот именно. И он знает, что вы это сообразите. Вы спросите меня, сэр, — ораторствовал Фокс, — каковы его мотивы?
— Каковы его мотивы? — послушно повторил Аллейн.
— Его мотив — запутать следы! Он знает, что доказать его вину — дело сложное, и ему хочется произвести хорошее впечатление. Молодая леди действовала с ним в сговоре, а может быть, и нет. Она может повторить его же сказочку: «О, пожалуйста, не арестовывайте его — арестуйте лучше меня. Я этого, разумеется, не делала, но пожалейте моего милого», — сказал Фокс весьма оригинальным фальцетом с непередаваемым презрением.
