Рекс Стаут - Игра в бары
Со своей стороны я не внес особого вклада в работу, высказав лишь несколько предположений и внеся несколько поправок, ни одна из которых не была особенно значимой. Этим пока и ограничилось мое участие в допросе.
В девять часов Холмера отправили домой, без эскорта, сказав ему, что утром на следующий день он, возможно, понадобится снова.
Кремер ушел на очередное совещание к комиссару, а мы с Пэрли остались. Сержант находился на своем посту уже тринадцать часов, и в его программе на ближайшее время были еда и сон. Я предложил ему позавтракать вместе у Луи.
Когда мы пришли к Луи, я настоял, чтобы он присутствовал у телефонной кабины, пока я, не закрыв ее дверь, набрал номер и вызвал Вулфа.
Я извинился перед патроном.
— Конечно, мне следовало бы позвонить раньше и сообщить, что я не смогу прийти к обеду, но я был очень занят. Я присутствовал вместе с инспектором Кремером и сержантом Стеббинсом на допросе Перри Холмера. Поскольку я вел записи вчера вечером на нашей встрече, Кремер решил, что мне не вредно побывать на допросе. Это может им в чем-то помочь. Я согласился. Сейчас я собираюсь позавтракать вместе с сержантом Стеббинсом, а потом для улучшения пищеварения отправиться в кабинет районного прокурора и присутствовать при его встрече с Эндрю Фомозом.
С ним или с Оливером Питкином. Так что я не могу с уверенностью сказать, когда вернусь домой. Это тройное убийство требует от полиции круглосуточной работы, и я с успехом могу продолжать сотрудничать с ними до тех пор, пока не упаду. Я постараюсь еще позвонить вам.
Послышался звук, похожий на какое-то ехидное хихиканье.
— Проклятый звонок продолжает трезвонить, но я думаю, что мы с Фрицем справимся. Информируй меня или Фрица, где ты будешь находиться.
Я повесил трубку и вместе со Стеббинсом прошел к столику.
— Знаешь, — сказал я ему, — эксцентричные люди довольно интересны.
— Не нахожу. Все убийства, которые мне пришлось видеть, были, как правило, совершены именно такими людьми.
К тому времени, как я покончил с двумя порциями устриц с гарниром, двойным элем и двумя кусочками яблочного пирога с сыром, я почувствовал себя достаточно бодрым для того, чтобы продолжать работу с подозреваемыми. Я знал, что ни за одним из них не было установлено наблюдение в четверг вечером.
Но уже через пять минут после моего звонка сержант Стеббинс направил по их следам двадцать человек, которых проинструктировал лично. Хотя четверо из них, включая и Паркера, имели явное алиби, их тоже продолжали проверять. Так что никто из них еще не был окончательно реабилитирован.
Пэрли по этому поводу даже сделал замечание. Он сказал, что если бы я, получив сообщение от Сары Джеффи, сразу же вызвал его, то он немедленно послал бы своих людей на Восемнадцатую улицу и тут же начал проверку всех участников совещания.
— И мы, — сказал он, — наверняка бы захватили этого душителя.
Я согласился с ним, но выразил сомнение, что он вряд ли принял какие-либо меры по моему сообщению, так как мог посчитать мотивы для убийства Сары Джеффи недостаточными.
Что же касается алиби подозреваемых, то закон смотрел на них так же, как и Вулф, когда он сказал Виоле Дьюди, что если она и не совершала преступление лично, то вполне могла бы его организовать.
Двадцать шесть человек — один квалифицированнее другого, по словам Стеббинса, — пытаются отыскать связь между подозреваемыми и убийцей, но до сих пор не удалось найти даже шофера такси, который отвозил бы пассажира в час сорок пять ночи на Восемнадцатую Восточную улицу или куда-то неподалеку от нее. Или вывозил его оттуда после двух часов ночи. Шофера все еще искали, но шансы были ничтожными, так как всего лишь на расстоянии квартала находилась еще и станция метро.
Ночное дежурство нес Уильям Тислер. Мое определение оказалось достаточно верным. Вначале он утверждал, что с двенадцати тридцати до часу сорока пяти, в период, когда убийца мог войти в дом и проникнуть в квартиру Сары Джеффи, он ни на минуту не покидал своего поста возле парадного подъезда, если не считать, что за это время пару раз поднялся наверх с хорошо известными ему жильцами.
Однако он понял, что, если он будет все время придерживаться этой версии, ему могут приписать пособничество убийце, обвинив в том, что он сам впустил его в здание и даже провел наверх. Поэтому он сразу же полностью изменил свои показания и принялся теперь утверждать, что был так занят внизу ужином, что вообще долгое время не входил в холл, причем именно тогда, когда убийца должен был спуститься по лестнице и выйти из здания.
Он подтвердил, что около двух все же вышел в холл и немного постоял на тротуаре возле открытой двери.
Судя по тому, что мне сказала Сара по телефону, именно так и обстояли дела, когда она подъехала к дому на такси в сопровождении Паркера. Адвокат утверждал то же самое.
Алиби Паркера было абсолютно непробиваемым.
Сара сказала мне, что он не входил в здание вместе с ней, привратник это подтвердил, как и шофер такси, которого очень быстро разыскали. Он же отвез Паркера домой.
Итак, факт убийства и способ его были установлены.
Однако если убийца предполагал наброситься на свою жертву сразу же, как только она войдет в квартиру, то ему пришлось изменить свой план, потому что рядом находился привратник, впустивший миссис Джеффи.
Потом она сразу прошла в гостиную к телефону, чтобы позвонить мне, и, конечно, в такой ситуации о нападении не могло быть и речи.
Интересно, знал ли он, услышав звук ее шагов, о том, что Сара не положила трубку на рычаг. Или уже не мог удержаться, видя свою жертву так близко от себя. А может быть, побоявшись, что она выйдет из квартиры и ускользнет от него, ударил ее.
Сделав свое черное дело, убийца вышел из квартиры, спустился по лестнице и, обнаружив никем не охраняемый парадный вход, вышел через него или же спустился еще ниже, в подвальный этаж, открыв служебный вход.
В квартире Сары не было обнаружено никаких отпечатков пальцев, как и на бронзовом пресс-папье, и даже на ручке стенного шкафа.
Все сейчас были заняты поисками мотива убийства.
Если в деле Присциллы Идз мотив был более или менее ясен и подходил ко всем пяти лицам, то в деле Сары Джеффи он вроде бы и вовсе отсутствовал.
Мне показалось, что Пэрли теперь уже полностью мне доверяет. Он ничего не скрывал от меня. Когда официант принес счет, он стал настаивать на том, чтобы оплатить половину, заявив, что «городские ищейки не умирают с голоду». Я счел это проявлением честности, потому что очень хорошо знал размеры его зарплаты. И он также имел представление о моей платежеспособности. Во всяком случае, знал, что я, работая на Вулфа, зарабатываю по крайней мере раза в четыре больше его. Но он при этом все же не собирался принимать в подарок те устрицы, которые мы с ним съели. Поэтому мне пришлось напомнить ему, что пригласил-то его я и на карту поставлена моя честь. Он был вынужден согласиться.
