Джон Харви - Малолетки
Врач, встретивший Резника, был стройный тридцатилетний мужчина высокого роста. У него были длинные песочного цвета волосы и ясные светло-голубые глаза. Одет он был в свободные хлопчатобумажные брюки, выцветшую зеленую рубашку поверх выцветшей же водолазки с трудно различимой надписью.
Он объяснил Резнику, что Диана была принята в прошлую пятницу по ее просьбе, — она утверждала, что с трудом контролирует свои поступки.
— В чем именно? — поинтересовался Резник. Врач взглянул на него несколько скептически.
— Она постоянно находилась здесь с пятницы? Не было ли у нее возможности выйти отсюда?
— Конечно, была. Но я не думаю, что она ею воспользовалась. Она не хотела никого видеть. Именно поэтому она ничего не знает. — Его глаза стали серьезными. — Надеюсь, вы не собираетесь рассказать ей о дочери?
Тот отрицательно покачал головой.
— Мы понимаем, что совсем это замолчать не удастся, но сообщить ей сейчас…
— Даю вам слово.
— Вы должны понять, что Диана уже давно находится в крайне угнетенном состоянии. Нам удалось достичь значительного прогресса. Но случившееся может отбросить ее далеко назад. — Взгляд доктора был устремлен на него. — Разрешая вам увидеться с ней, мы полагаем, что вы сочувственно отнесетесь к ее состоянию.
— Я понимаю, — кивнул Резник.
— Надеюсь, что это так. Она сейчас ждет вас. Пойдемте, я вас провожу.
Резник пошел за ним по коридору с высокими потолками. Откуда-то доносилась мелодия «Соседей», правда, он не мог разобрать, начало это или конец.
— Она сейчас на довольно сильных лекарствах. — Доктор у двери понизил голос. — Она все понимает правильно, но ответы могут быть слегка заторможенными. Ее может бить озноб, дрожать руки. В этом нет ничего страшного — просто побочное действие лекарства. — Он открыл дверь и вошел. — Диана, пришел ваш посетитель.
Резник приготовился к самому неприятному. Он отлично помнил так сильно поразившее его изможденное и потерянное лицо его бывшей жены, когда он встретил ее после нескольких лет лечения в психиатрической клинике. Но у Дианы Виллс, к его удивлению, оказалось приятное выражение лица, немного неуверенная, но вполне естественная улыбка, а само лицо даже немного полнее, чем на фотографии.
— Я вас ненадолго оставлю. — Врач тихо прикрыл дверь.
В комнате было три стула, низкий круглый столик, на котором стояли цветы, на стенах картины. Резник подвинул один из стульев к Диане и сел.
— Я из полиции, — он ободряюще улыбнулся, — инспектор-детектив Чарли Резник.
Диана снова взглянула на него и нервно улыбнулась.
— Мы беспокоились о вас.
Она раскрыла ладонь, в которой оказалась смятая бумажная салфетка, и промокнула ею уголки рта. Она была одета в светло-зеленое платье, застегнутое до самого верха, и коричневый жакет, вязанный в резинку.
— Беспокоились? Я не понимаю.
— Вы не вернулись домой.
— Домой?
— Когда вы не вернулись после уик-энда, забеспокоились соседи. Они поговорили с местным полицейским. Все опасались, не попали ли вы в какую-либо аварию или что-то с вами случилось.
— Джеки…
— Извините?
— Жаклин…
— Ваша приятельница?
— Вы знаете Жаклин? — Диана вновь прижала салфетку ко рту.
— Я же сказал, мы беспокоились, поэтому связались с ней на случай, если она что-то знает о том, где вы.
— Я не приехала к ней.
— Да.
— В прошлый уик-энд.
— Да.
— Она разозлилась на меня? — Теперь обе руки Дианы стали дрожать, и она спрятала их.
— Нет, совсем нет. Она тоже беспокоится.
— Вы скажете ей, где я?
Резник кивнул.
— Я не хочу, чтобы она волновалась из-за меня.
— Конечно.
— Не Джеки.
— Да, да.
— Ей будет неприятно, что так случилось.
— Что вы имеете в виду, миссис Виллс?
— Диана, пожалуйста.
— Диана.
— Что вы спросили?
— Вы сказали, что вашей приятельнице будет неприятно.
— Конечно, будет. Любому было бы неприятно.
— Можете объяснить мне почему, Диана? — Резник заставил себя отвлечься от все сильнее дрожавших рук и смотреть ей в лицо.
— Конечно же, от того, что я сделала. — Она выпрямилась и удивленно широко раскрыла глаза.
— Что вы сделали и ному?
— Эмили. — Она произнесла это почти беззвучно, имя дочери едва слетело с ее губ.
Резник почувствовал, как вспотели его ладони, и весь напрягся. «У нее была возможность выйти отсюда».
— Что с ней, Диана?
— Я не хотела делать это. — Она прижала салфетку к губам. — Не хотела.
— Я знаю, что не хотели. — Он говорил почти так же тихо, боясь спугнуть ее.
— Я знала, что это нехорошо.
— Да.
— Вот почему я и приехала сюда.
— Да.
— Я не могла решить, как быть… и я думала, я понимаю… знаете, я ходила туда, все чаще и чаще, конечно, это неправильно, но я не могла… не могла удержаться. Мне нужно было быть рядом с ней, с Эмили, все время. Он не должен был отнимать ее у меня, он никогда… я ее мать.
Ее руки, дрожавшие все сильнее и сильнее, метнулись вперед, сжали с силой кисти рук Резника и затихли.
— У меня был целый план — мы с Эмили должны были уехать на поезде к Жаклин. Я только не могла решить когда. Жаклин хотела, чтобы я приехала и жила с ней. Она повторяла это не один раз. Но ведь она не могла хотеть, чтобы я приехала одна, без моей маленькой доченьки. Она не могла, не правда ли? А она все звала и звала. «Так будет лучше», — говорила она. Так было бы лучше, да, Чарли? Гораздо лучше. Если бы мы жили втроем.
— Да, — кивнул Резник, и Диана освободила его руки, — да, может, и так.
— Но в душе я знала, что этого делать нельзя. И никак не могла остановить себя. Вот почему я снова пришла сюда, в эту больницу. Чтобы не увезти Эмили. — Она вновь промокнула рот и улыбнулась. — Здесь хорошо. Спокойно. Они понимают меня и делают все, чтобы мне было лучше.
На мгновение Резник закрыл лицо ладонями.
— Что с вами? — услышал он удивленное восклицание Дианы, — что-то случилось?
Почти тут же открылась дверь, и в комнату вошел врач. В коридоре он протянул Диане руку и, как только она коснулась ее, шагнул к ней и, заключив в объятия, крепко-крепко прижал к груди.
Дождь и темное нависшее небо делали корпуса больницы еще более мрачными, чем на самом деле. Резник включил двигатель и замер. Мотор работал вхолостую. Он думал о длинной ночи, которая постепенно перейдет в длинное тусклое утро. Он будет пить кофе и слушать музыку. Один. Почему он отказал всем мольбам о помощи Элен и так охотно пожалел эту незнакомую женщину? Не помог той, которую знал, и обнял, чтобы почувствовать на своей груди слезы женщины, которую увидел впервые?
