Джон Карр - Смерть и Золотой человек
— Молодой человек! — позвал чей-то голос.
Голос звучал нерешительно, как будто его обладатель хотел о чем-то посоветоваться. Буллер Нейсби, в котелке и пальто, успел пройти половину пути к кровати, прежде чем Ник его увидел. Мистер Нейсби выглядел стариком, к тому же больным стариком.
— Молодой человек, извините меня. Неужели он…
— Да. Он умер.
— Господи, помоги бедняге! — Мистер Нейсби снял шляпу. Потом он замолчал, и Нику не пришло в голову ни одно замечание, пока мистер Нейсби снова не заговорил. Лицо его скривилось в горестной гримасе, читалась на нем и искренняя жалость. Но голос стал резким совсем от другого чувства. — Почему у него на груди блюдце?
— Почему вы спрашиваете, сэр?
— Не отвечайте вопросом на вопрос! — возмутился мистер Нейсби. — Я устал! Вы все время со мной пикируетесь. Почему у него на груди блюдце с водой? Это вы поставили его туда? Нет? Тогда почему оно там?
— Я понимаю ваш интерес, — сказал Ник. — Не в первый раз мы слышим о блюдце с водой. Погодите! Прежде чем вы станете отрицать… — Мистер Нейсби открыл рот, — вспомните, что было вечером в четверг. В районе одиннадцати часов. Где были вы?
— В театре, с… с ним. Да.
— Правильно. Вы ели картофельные чипсы, брали их из блюдца, стоявшего на барной стойке. Собственно говоря, вы съели их все. Кто вошел потом? Элинор Стэнхоуп. И что она сделала, среди прочего? Она зашла за стойку, чтобы налить себе выпить. Она заметила пустое блюдце. Она… но вы, конечно, и сами помните, что было дальше?
Мистер Нейсби резко, неприязненно взмахнул котелком, который держал в руке.
Ник видел ту сцену во всех подробностях, во всех красках. Элинор, в белом платье и жемчугах, схватила блюдце и подставила его под струю воды. Наполнила его до краев и поставила на стойку. Ее слова зазвучали у него в ушах: «Вы знаете, что это значит?» И потом: «Если бы я умерла… или умирала…»
Мистер Нейсби постучал твердым ободком котелка по верхней губе.
— Помнить — не значит понимать, — возразил он.
— Верно. Но слова вы помните?
— Зачем мне их помнить?
— Затем, что вам, возможно, придется повторить их в суде под присягой.
Казалось, глаза мистера Нейсби провалились в глазницы.
— Давать показания против девочки? Чушь!
— Не обязательно давать показания против кого бы то ни было. Просто подтвердить, что вы слышали данные слова.
Мистер Нейсби проигнорировал реплику Ника.
— Я собирался домой, но сейчас никуда не пойду. Возможно, я им понадоблюсь. Какой ужас! — Он быстро пригладил волосы. — А я-то думал, молодой Дуайт пытался украсть собственные картины, чтобы получить страховку! Мне надо было быть умнее. Он ведь не выносил мошенничества и обмана!
— Да, — кивнул Ник, — не выносил.
Сверху донесся какой-то шум; слабый топот и грохот, который постепенно усиливался, приближаясь. Ник понял, что это значит. Первыми из зала выбежали мальчишки, которым не терпелось поскорее попасть вниз. Представление закончилось; можно рассчитывать всего на несколько минут относительного спокойствия.
Поманив за собой мистера Нейсби, он вышел в коридор и запер дверь снаружи. Они стояли в галерее, на площадке главной лестницы. Сверху спускалась первая партия гостей. Роджерс, Эмори и другие лакеи, которых Ник не узнал, выстроились в холле, готовясь сдержать поток и направить его в нужное русло.
Сначала мальчики вели себя сравнительно тихо и даже как-то подавленно. Скоро они начнут обмениваться впечатлениями, голоса зазвенят все выше, все громче, и наконец тишина взорвется, как ракета. Но в данный момент все были еще под впечатлением недавно увиденного. На раскрасневшихся лицах было то же восхищенное выражение, что можно увидеть на лицах меломанов после концерта Бетховена. Один голосок, выражающий общее мнение, с благоговейным трепетом заявил:
— Представление — блеск! Правда, супер?
Никто ему не ответил.
Вторую волну вел за собой приходской священник, мистер Таунсенд. На его лице застыло странное выражение.
Но самый большой затор вызвало появление третьей волны. Дело в том, что с третьей партией по лестнице спускался сам Г. М., по-прежнему в костюме и гриме Великого Кафузалума. С двух сторон к нему прильнули две маленькие девчушки. Мальчики, презиравшие столь явное выражение дружбы, тем не менее старались держаться к нему поближе и жались к Г. М., как индейцы жмутся к костру; при этом они тараторили быстрее, чем газетные репортеры.
— Вы понарошку швырнули мисс Клаттербак в люк? Она еще придет или пропала насовсем?
— Зачем вы ее так связали? Это и был индийский фокус с веревкой?
— А кляп зачем?
— У нее правда в сумочке была спрятана бутылка джина?
— Почему она не вышла из-за барной стойки, как вы говорили?
— Видите ли, сынок, что-то не заладилось с заклинанием. На таких вредных старых гиен очень трудно навести порчу. Вам кажется, что вы их поймали, а они ускользают. По-моему, сейчас она на полдороге домой.
— Вы научите нас наводить порчу?
— Ну конечно! Хотите?
— Откуда вы взяли столько цветных лент, которые извлекли из-под жилетки у того джентльмена? Вы спрятали их заранее в рукаве?
Но и девочками тоже нельзя было пренебречь.
— Пожалуйста, мистер Кафузалум, дайте ваш автограф! Вот моя тетрадка!
— И мне!
— Конечно, куколка. Только в другой раз. Спускайтесь вниз, вас ждут мороженое и торт.
— Пожалуйста, мистер Кафузалум! Прошу вас, распишитесь вот здесь.
— Ну хорошо, куколка: вот, пожалуйста. А теперь — прочь!
— Спасибо огромное, мистер Кафузалум. До свидания!
Холл звенел ребячьими голосами.
Г. М. стоял наверху, уперев кулаки в бедра, и выжидал, пока последний маленький гость спустится вниз. Затем он вперевалку подошел к Нику и мистеру Нейсби.
— Ларкин вас разыскал? — осведомился Ник.
— Угу. Похоже, я немного все запутал, да? Подождите здесь. Сейчас вернусь.
Боковым коридором он прошел в свою спальню. Когда через пять минут он вернулся, все следы Великого Кафузалума исчезли, кроме неуклюжего фрака. Во рту он катал незажженную сигару; лицо исказила горькая гримаса.
— Вы никак не могли предотвратить этого! — сказал Ник.
— Да. И вы тоже.
— Я все время твержу себе то же самое, — признался Ник, — но знаю, что лгу себе. Я должен был следить не за мистером Стэнхоупом; мы охотимся за самим дьяволом. Вечер! Развлечения! Все свидетели до одного мирно пребывают наверху. Охранник спит мертвым сном. Идеальная возможность — проще не бывает! — Он щелкнул пальцами.
