Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
Читатели не забыли еще, конечно, наших сенсационных публикаций о «Левой ноге с улицы Оберкамф», о знаменитой краже в «Универсальном кредите» и о «Золотых слитках монетного двора». Мы всегда предвидели истину, еще до того как замечательная изобретательность Фредерика Ларсана открывала ее полностью. Эти расследования вел наш самый юный сотрудник — восемнадцатилетний Жозеф Рультабиль, которому завтра суждено стать знаменитым.
И в этот раз наш юный журналист одним из первых отправился на место преступления, преодолел все преграды, устроился в замке, откуда были изгнаны все прочие представители прессы. Рядом с Фредериком Ларсаном он искал истину и с ужасом все больше и больше убеждался, что знаменитый сыщик допускает ужасную ошибку. По мере своих скромных сил наш репортер пытался вернуть его на истинный путь, но тщетно — Великий Фред не желал прислушиваться к юному журналисту. Куда это привело Робера Дарзака, мы уже знаем.
Теперь же Франция да и весь мир должны узнать, что в день ареста нашего славного ученого молодой Жозеф Рультабиль пришел вечером к редактору своей газеты и объявил:
«Я уезжаю в путешествие и не знаю, сколько времени оно продлится, месяца два или три, а может быть, я никогда не вернусь. Вот письмо. И если я буду отсутствовать в тот день, когда состоится суд, — распечатайте этот конверт после допроса свидетелей, условившись об этом предварительно с адвокатами обвиняемого. Это письмо содержит имя убийцы (не скажу доказательства, ибо за ними-то я и отправляюсь) и неопровержимые свидетельства невиновности Робера Дарзака».
И наш репортер уехал. Мы долго о нем ничего не слышали, но вот неделю тому назад в редакцию явился незнакомец и сказал буквально следующее:
«Действуйте по инструкциям Жозефа Рультабиля, если это будет необходимо. В письме содержится истина».
Этот человек не захотел назвать своего имени.
Итак, сегодня 15 января, начинается заседание суда. Наш репортер не вернулся, и, вероятно, мы его больше никогда не увидим. Что ж, пресса также имеет своих героев, жертв долга, профессионального долга, если хотите. Быть может, в этот час Рультабиля уже нет в живых, но мы сумеем за него отомстить, и наш представитель будет сегодня в зале заседания с письмом, которое содержит имя убийцы».
Во главе статьи был помещен портрет Рультабиля.
Парижане, направлявшиеся в тот день в Версаль на процесс по делу о Желтой комнате, не забудут, конечно, невероятной давки и толкотни на вокзале Сен-Лазар. Все вагоны были переполнены, пришлось даже пускать дополнительные поезда.
Статья в «Эпок» взбудоражила всех, возбудила всеобщее любопытство, вызвала споры и пересуды. Происходили многочисленные стычки между сторонниками Рультабиля и поклонниками Ларсана, причем большинство занимало даже не столько грозящее осуждение невиновного человека, сколько собственное толкование тайны Желтой комнаты. Каждый имел свое объяснение и считал его, разумеется, наилучшим.
Всех, кто считал виновным Робера Дарзака, возмущала даже тень сомнения в проницательности популярного сыщика. Те, что думали иначе, поддерживали Рультабиля, хотя до этого, может быть, о нем и не слыхивали.
С номерами «Эпок» в руках ларсанисты и рультабилисты спорили на ступенях Дворца правосудия и даже в зале суда. Громадная толпа охотников за сенсацией до вечера бурлила вокруг, не в силах проникнуть в здание, охраняемое войсками и полицией. Люди с жадностью ловили самые невероятные известия. Вдруг распространился слух об аресте прямо в зале заседания господина Станжерсона, который якобы признался в покушении на убийство собственной дочери.
Безумное напряжение достигло предела. Все ожидали Жозефа Рультабиля, причем многие утверждали, что узнают его с первого взгляда. Когда какой-то молодой человек отделился от толпы и, показав пропуск, направился во Дворец правосудия, давка возобновилась с новой силой. Раздались крики:
— Рультабиль, смотрите — Рультабиль!
Радостные крики приветствовали всех свидетелей, хотя бы отдаленно походивших на портрет в газете, а прибытие редактора «Эпок» явилось поводом для всеобщей манифестации. Одни аплодировали, другие свистели, причем в толпе было много женщин, неистовствовавших наравне с мужчинами. Наконец в зале суда открылось слушание дела под председательством господина де Року, наделенного всеми судейскими предрассудками, но безусловно честного человека.
Начался вызов свидетелей. Среди тех, кто так или иначе соприкасался с тайной Желтой комнаты, был приглашен и я. Господин Станжерсон, постаревший на десять лет и совершенно изменившийся, Ларсан, Артур Ранс, дядюшка Жак, папаша Матье с кандалами на руках, приведенный двумя жандармами, его жена, вся в слезах, обе сиделки, дворецкий, все слуги замка, чиновник 40-го почтового отделения, служащий железной дороги станции Эпиней, несколько друзей семьи Станжерсон, а также свидетели Робера Дарзака — вот основные действующие лица первого акта этого удивительного процесса.
Мне повезло давать показания одним из первых, что позволило в дальнейшем присутствовать практически на всех заседаниях.
Робер Дарзак появился на скамье подсудимых между двумя жандармами такой сдержанный и прекрасный, что его встретил скорее шепот восторга, чем сожаления. Он сразу склонился к своему адвокату мэтру Анри-Роберу и его первому помощнику господину Андре Гессу, начавшему перелистывать дело.
Многие ожидали, что господин Станжерсон пожмет руку обвиняемому, но этот демонстративный жест сделан не был.
Присяжные заседатели, занявшие свои места, были явно заинтригованы коротким разговором между мэтром Анри-Робером и редактором «Эпок», который разместился в первом ряду. Некоторое удивление вызвал и тот факт, что он не прошел вместе с другими свидетелями в отведенное для них помещение.
Чтение обвинительного заключения прошло, как всегда, без инцидентов. И не буду останавливаться на продолжительном допросе Робера Дарзака, отвечавшего одновременно и самым естественным и самым таинственным образом. Все, что он мог сказать, казалось естественным, все, о чем умалчивал, было для него гибельным, даже в глазах тех, кто чувствовал его невиновность.
Молчание Дарзака по известным нам вопросам обращалось против него и, безусловно, должно было плохо кончиться. Он не поддался уговорам председателя суда и даже министра юстиции, которые разъяснили ему, что нежелание говорить в подобных обстоятельствах равносильно смерти.
— Хорошо, — просто ответил он, — я умру, но я невиновен!
Его защитник пытался указать на благородство своего подзащитного, ссылаясь на некие моральные обязательства, которые могут взять на себя только героические души. Но он убедил лишь тех, кто хорошо знал Робера Дарзака и без того верил в его порядочность, остальные по-прежнему колебались.