Дороти Сэйерс - Смертельный яд
Как глупо! Так вести себя нельзя. Сдержанность, оставленная в наследство двадцатью веками цивилизации, остановила руку. Ну и что будет, если он разобьет зеркало? Ничего не произойдет. Явится Бантер, спокойный и хладнокровный, сметет осколки в мусорное ведро и посоветует принять теплую ванну и сделать массаж. А на следующий день будет заказано новое зеркало, потому что придут гости и будут задавать вопросы и вежливо сожалеть о том, что прежнее зеркало было случайно разбито. А Харриет Вэйн все равно повесят.
Вимси взял себя в руки, приказал подать пальто и шляпу и на такси отправился навестить мисс Климпсон.
— У меня есть работа, — сказал он ей более напряженным тоном, чем обычно, — которую мне хотелось бы поручить вам лично. Больше я никому ее доверить не могу.
— Как мило с вашей стороны выразить это пожелание именно в такой форме, — отозвалась мисс Климпсон.
— Проблема в том, что я не могу подсказать вам, с какого конца браться за это дело. Все зависит от того, что вам удастся узнать, когда вы попадете на место. Мне надо, чтобы вы отправились в Уиндл в Уэстморленде и добрались до выжившей из ума и парализованной старой дамы, которую зовут миссис Рэйберн и которая живет в особняке под названием Эпплфорд. Не знаю, кто о ней заботится и как вам удастся попасть в дом. Но вы должны выяснить, где хранится ее завещание и, если возможно, увидеть его.
— Боже мой! — сказала мисс Климпсон.
— Видите ли, — объяснил Вимси, — если мы не найдем какого-нибудь убедительного предлога для отсрочки, они обязательно начнут слушать дело Вэйн в самом начале судебной сессии. Если бы мне удалось убедить защитников, что существует некий минимальный шанс добыть новые факты по делу, они могли бы подать прошение об отсрочке. Но сейчас у меня нет ничего, что можно было бы назвать фактами, есть только самое неопределенное ощущение, что я что-то нащупал.
— Понимаю, — сказала мисс Климпсон. — Ну что ж, выше головы не прыгнешь, но все равно надо верить. Вера сдвигает горы — так нам сказано.
— Тогда, ради всего святого, не давайте вашей вере иссякнуть, — мрачно проворчал Вимси, — потому что, образно выражаясь, это дело можно сравнить с передвижкой Гималайского хребта и Альп.
— Можете не сомневаться в том, что я сделаю все, что в моих слабых силах, — заверила его мисс Климпсон. — И я попрошу нашего милого викария отслужить специальную мессу в помощь тем, кто начинает трудное предприятие. Когда мне следует приступать?
— Немедленно, — ответил Вимси. — Думаю, вам лучше всего отправиться туда в вашем собственном обличье и остановиться в местной гостинице… Нет, в пансионе — там больше возможностей посплетничать. Я мало что знаю об Уиндле, если не считать того, что там расположена обувная фабрика и природа вокруг довольно живописная, но городок этот маленький, так что, думаю, о миссис Рэйберн там будут знать все. Она очень богата, а в прошлом была знаменитостью. Вам предстоит сдружиться с женщиной (она обязательно должна существовать) которая ухаживает за миссис Рэйберн, прислуживает ей и вообще все время находится при ней. Нащупайте ее слабое местечко и вбивайте клин немедленно! О! Кстати: вполне вероятно, что завещание хранится вообще не у нее дома, а в руках некоего нотариуса по имени Норман Эркерт, который сидит на Бедфорд-роу. Если это так, то вам надо прощупать почву и узнать что-то — что угодно — его компрометирующее. Он — внучатый племянник миссис Рэйберн и иногда приезжает ее навестить.
Мисс Климпсон записала полученные инструкции.
— А теперь я ухожу и предоставляю действовать вам, — сказал Вимси. — Не ограничивайте себя в расходах: возьмите из кассы фирмы столько денег, сколько вам надо. А если понадобится что-то особое — телеграфируйте мне.
Расставшись с мисс Климпсон, лорд Питер Вимси снова оказался во власти мировой скорби и жалости к себе. Но теперь эти чувства приняли форму мягкой и всепроникающей меланхолии. Убежденный в собственной бесполезности, он принял решение сделать все, что будет в его силах, прежде чем удалиться в монастырь или сгинуть в ледяных просторах Антарктиды. Взяв такси, он поехал к Скотланд-Ярду, где пожелал увидеться со старшим инспектором Паркером.
Паркер сидел у себя в кабинете и читал доклад, который ему только что принесли. Вимси он приветствовал с видом, который показался тому скорее смущенным, чем радостным.
— Ты пришел насчет того пакетика с порошком?
— На этот раз — нет, — успокоил его Вимси. — Боюсь, что мы больше ничего о нем не услышим. Нет. Это дело… более… э-э… деликатного свойства. Речь о моей сестре.
— О леди Мэри?
— Э-э… да. Насколько я понимаю, вы встречаетесь… обедаете… и все такое прочее, ага?
— Леди Мэри оказывала мне честь — один или два раза — бывать в моем обществе, — ответил Паркер. — Я не думал… Не знал… То есть, я понимаю, конечно…
— А! Но понимаешь ли ты? Вот в чем все дело, — серьезно сказал Вимси. — Видишь ли, Мэри — девушка очень хорошая, хоть мне и не пристало такое говорить, и…
— Уверяю тебя, — перебил его Паркер, — что меня в этом убеждать не надо. Неужели ты считал, что я могу неправильно истолковать ее доброту? В наши дни принято, чтобы даже самые добропорядочные женщины обедали с друзьями без сопровождающих, и леди Мэри была…
— Я не намекаю на то, чтобы ты приглашал для нее дуэнью, — сказал Вимси. — Во-первых, Мэри этого не потерпит, да и потом, я вообще считаю, что это чушь. И все-таки, как ее брат и все такое прочее (это, конечно, должен был бы взять на себя Джеральд, но они с Мэри, знаешь ли, плохо ладят, так что она не стала бы шептать ему на ушко свои девичьи тайны, тем более, что все они тут же станут известны Элен)… так что я собирался сказать? О, да: как брат Мэри, знаешь ли, я полагаю, что я, так сказать, обязан присматривать за ней и, когда нужно, дать пару добрых советов.
Паркер задумчиво ковырял пером лист промокашки.
— Не делай этого, — посоветовал Вимси, — ручку испортишь. Возьми лучше карандаш.
— Полагаю, — сказал Паркер, — я не должен был позволять себе…
— А что ты позволил себе, старик? — осведомился Вимси, по-птичьи склоняя голову набок.
— Ничего, что кто-либо мог счесть оскорбительным, — с жаром откликнулся Паркер. — О чем ты только думаешь, Вимси? Я и сам прекрасно понимаю, что, с твоей точки зрения, не годится, чтобы леди Мэри Вимси обедала в ресторане, на виду у всех, с полисменом. Но если ты полагаешь, что я сказал ей хоть одно слово, которое со всей пристойностью нельзя было бы сказать…
— … в присутствии ее матери, то ты оскорбляешь самую чистую и нежную девушку, которая когда-либо жила на свете и при этом бросаешь тень на честь своего друга, — с необыкновенной легкостью закончил Вимси его фразу. — До чего же ты старомоден, Чарльз Тебя впору ставить в музей. Конечно, ты не сказал ей ни слова. И я хочу узнать, почему.
