Герхард Шерфлинг - Западня на сцене
Когда Маркус шел по узкому проходу за кулисы, он чуть не нос к носу столкнулся с Вестхаузеном. Ассистент режиссера был чем-то недоволен или просто не в духе, его мясистое лицо побагровело. Он исчез на сцене, не удостоив Маркуса взглядом.
Нет, это не случайность! Ноги у Вестхаузена сделались ватными. Он послал к нему обер-лейтенанта, чтобы отвлечь, в то время как капитан… Взяв себя в руки, он с беспечным видом прошел к своему пульту. Но его всего трясло. Клавир лежит на месте. И листки со схемой, о которой он по своему легкомыслию забыл, тоже. Видел их капитан или нет? Склонившись над пультом, он впился взглядом в последнюю страницу, будто она могла разрешить его сомнения.
Декорации на сцене уже поставлены. А Буххольц все подгоняет своих людей и ругается. Сверху, с мостика осветителей, Крибель требует лампочку.
Вестхаузен вздрогнул. Пора давать первый звонок. Нельзя так распускаться. Даже если капитан и видел чертеж — ни черта он не понял! С налета в таком чертеже никто не разберется.
Так, дать еще один звонок и уменьшить свет в фойе и буфете. Пальцы как бы сами нашли нужные кнопки, они больше не дрожали. Да и глухого шума в ушах как не бывало.
Они его подозревают. Пусть. Тем более что это ему известно еще со вчерашнего дня. Он настолько спокоен, что способен даже улыбаться — вот, смотрите!.. Бросил взгляд на часы. Антракт кончается через девять минут. А что — можно рискнуть. Нет, рискнуть нужно обязательно!..
Перед занавесом стояла молодая реквизиторша, глядевшая сквозь щелочку в зрительный зал, а рядом, поглаживая ее по спине и нашептывая что-то на ухо, пристроился Буххольц. Когда Вестхаузен проходил мимо, девушка громко захихикала. А Буххольц, бросив на него косой взгляд, оскалил зубы.
— Ты куда это? — удивилась суфлерша, устроившаяся поудобнее в кресле на противоположной стороне сцены. — Разве тебе не пора вызывать народ?
— Успею!
Приняв в высшей степени деловой вид, Вестхаузен протиснулся мимо толстухи и побежал по коридору. Немногие хористы, попадавшиеся ему навстречу, уступали дорогу без слов, они знали, что ассистент режиссера всегда занят сверх меры и всегда куда-то спешит.
Взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, — и прямиком к мужским гримерным. Репетиторская, гримерная Вондри, туалет. Нигде ни души. Тяжело дыша, рванул дверь на себя.
В туалете никого не было. Рядом, в душевой, из единственного исправного душа капала вода. Кафельный пол влажно блестел.
Вестхаузен подошел к бортику душевой ниши, достал из кармана кусок провода, которым запасся заранее, и обмотал один конец вокруг металлического фиксатора воды на вертикальной трубе. Если дернуть, кольцо провода распадается само… Удовлетворенно кивнув, он снова обмотал фиксатор проводом, а потом просунул штекер с небольшим свинцовым грузом в нижнюю щель окошка вытяжки.
Когда грузик, закрепленный за свободный конец провода, упал на дно вентиляционного колодца, послышался неприятный звук — чавкнуло.
Удалось! Он вытер носовым платком возможные отпечатки пальцев, а половой тряпкой — следы на полу перед душем, отступил на шаг. Никто никакого провода не заметит. Если не знает, конечно, о его существовании и не ищет его специально.
Вестхаузен вышел из душевой довольный собой и прошел через туалет, направляясь прямо к двери. В последний момент успел заметить, как ручка одной из кабинок дернулась. Он быстро отвернулся, сделав вид, будто оправляется.
Это был криминальмейстер из районного управления. Как его фамилия? Что-то запамятовал… Молодой человек поздоровался с ним как ни в чем не бывало.
— Позже я не успел бы сюда, — сказал Вестхаузен, лишь бы что-нибудь сказать.
Голос его прозвучал хрипло, он с испугом подумал, что сразу выдал себя. Хотя почему?..
— Надо — значит, надо! — Голубые глаза молодого криминалиста смотрели на него спокойно, дружелюбно. — Знаете, мне спектакль пока очень нравится.
— Будем надеяться, удача нас не минует, — несколько высокопарно ответил Вестхаузен. — Ну, я побежал!
И тут вроде бы обошлось. Он бежал в развевающемся халате по коридору, потом по лестнице. Хорошо, что уже опустили задник.
У пульта Вестхаузена поджидал режиссер, который кипел от негодования, постукивая пальцем по циферблату часов.
— Уже минута лишняя прошла! Где вы, черт вас побери, торчали?
— Я был… извините… э-э… в туалете, — выдавил из себя Вестхаузен. — Это нервы… Я так волнуюсь…
Он включил микрофон. Режиссер подождал, пока он вызовет на сцену всех занятых в этом акте.
— Мы с вами еще поговорим! Так вы не отделаетесь!..
Молодой наглец буквально упивался тем, как он запугал несчастного Вестхаузена.
Музыканты уже сели на свои места в оркестровой яме. Хористы, тихонько переговариваясь, заняли правую половину сцены. А солисты рассаживались за столом, уставленным кубками, цветами и разными муляжами, изображавшими фрукты и дичь. Последними появились девушки из кордебалета, и среди них сияющие Вондри и Эльке. Она держала его под руку и одаривала всех своей ослепительной улыбкой. И лишь в его, Вестхаузена, сторону ни разу не взглянула.
Ничего, эти улыбочки ей еще аукнутся! Вестхаузен сжал зубы. Стоявший рядом режиссер прошипел:
— Выключить рабочий свет… Выключить свет в зрительном зале… Да не спите же вы — Гломбек давно уже стоит за дирижерским пультом.
Вестхаузен механически выполнял все его указания, дав знать осветителю и дирижеру о начале действия. Внутренне он сгорал от ненависти, и эта ненависть поглотила чувство страха, не оставлявшее его с начала генеральной репетиции.
Зазвучала музыка, прошелестел занавес. Лунный свет, девичьи голоса — баркарола. Справа за кулисами кто-то кашлянул.
Вестхаузен оглянулся и узнал криминальмейстера, который, похоже, не отрывал глаз от сцены. Откуда ни возьмись появился капитан, прислонился к лестнице, ведущей к мастерским электриков, и заслушался.
Они весь вечер наблюдали за Вондри. Эх, досадно, что вчера не удался трюк с портфелями. Все сложилось бы по-иному. Вондри получил бы по заслугам и оказался бы за решеткой. Эльке никогда в жизни не стала бы его ждать… А теперь… Вестхаузен с отвращением посмотрел на свои руки. Так-то они, конечно, чистые — сколько раз с тех пор он их мыл с мылом!
Короткий приказ наверх, осветителям, и ярчайший свет софитов залил всю сцену. Картинно застывшая группа в центре сцены ожила, задвигалась. Свистящий шепот суфлерши перекрыл нежные звуки арфы, и в зале кто-то захихикал.
Исчез режиссер, не видно и молодого криминальмейстера. Капитан отошел на несколько шагов в сторону, чтобы не упускать из вида Вондри, который как раз поднялся с места и поднял тост за призывно улыбающуюся Мансфельд. Все, ликуя, подняли свои бокалы. Хористы и кордебалет вели себя столь экзальтированно, что Вестхаузену даже совестно стало за них. Странно, раньше он за собой подобной щепетильности не замечал…
