Гарольд Шехтер - Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
— Неудивительно, что ребенок погрузился в сон, — пошутил я. — Сколь бы высоко не расценивали мистера Ирвинга как стилиста, его произведения зачастую можно сравнить с транквилизирующими средствами, они усыпляют читателя своей безжизненной вялостью. Ты меня удивляешь, Сестричка, почему бы не выбрать для чтения один из моих рассказов?
— Действительно, — несколько иронически отозвалась моя дорогая жена. — Например, историю молодого невротика, раскрошившего свою жертву в рагу, которое потом зарыл под полом? Или рассказ о психопате, который заманил друга в подземелье и замуровал живьем? Или…
— Понимаю, понимаю, дорогая, — поднял я обе руки, сдаваясь. — Признаю, что эти сюжеты не для молодого человека столь незрелого возраста.
Одарив меня чарующей улыбкой, означающей, что поддразнивает она меня любя, Сестричка повернулась к скауту.
— Прекрасный мальчик, мистер Карсон. Знаете, он начал обучать меня индейскому языку жестов. Вот, смотрите.
Сестричка выполнила свободной рукой ряд изящных жестов, сначала указав на глаза, затем описав указательным пальцем кружок у левой груди, после чего вытянула руку с неплотно сжатыми пальцами и быстро раскрыла ладонь, растопырив пальцы в стороны.
— Неплохо, — улыбнулся Карсон. — Вы способная ученица, миссис По.
— Признаю, что я оказался не в состоянии получить полное представление о переданной тобою информации, дорогая, — покачал я головой. — Несмотря на некоторое поверхностное знакомство с предметом.
— Так индейцы приветствуют друзей, — пояснила Сестричка.
— Это значит, что она очень рада вас видеть, — уточнил Карсон. — Облака рассеиваются, солнце сияет в ее сердце, когда глаза видят ваш облик.
— Какая прелесть! — умилилась тетушка, сияя гордостью за выдающиеся способности дочери.
— Да, мэм, — согласился Карсон. — Индейцы склонны выражаться цветасто и поэтично.
— Между прочим, мистер Карсон, — обратилась к нему моя теща. — С миссис Уитэйкер мы переговорили, она сразу согласилась принять вас с Иеремией. И с собакой, конечно.
— Премного благодарен, мэм, — откликнулся Карсон, переведя взгляд с сына на живописную пару на ковре. — Никогда еще не видел, чтобы этот пес так мирно дремал рядом с кошкой.
— Необычно, правда? — сказала Сестричка. — Но они сразу же поладили.
— Действительно, в высшей степени любопытный феномен, — согласился я. — Мне в связи с этим вспоминается популярный аттракцион мистера Барнума «Счастливое семейство». — И я объяснил, что имею в виду номер, в котором большая клетка заполняется многочисленными природными, естественными врагами: совами и мышами, лисами и кроликами, в общем, хищниками и их живыми деликатесами. И все они мирно сосуществуют, ограниченные пространством общей клетки.
— Это и в самом деле замечательно, — оживленно закивала головой Сестричка. — Как на картине мистера Хикса «Мирное царство».[15] Надо бы сводить Иеремию, показать. Уверена, ему понравится.
— Наверно. Сейчас я его, пожалуй, сведу вниз да уложу спать.
— Ждем вас к завтраку, — пригласила тетушка.
— Спасибо, мэм, — поклонился Карсон.
Пожелав нам спокойной ночи, скаут подхватил на руки спящего сына и бесцеремонно поддел носком сапога спящую собаку. Та недовольно проворчала что-то себе под нос, поднялась и поплелась следом.
Примерно полчаса после ухода Карсона мы оставались в гостиной, посвятив это время моему полному отчету о приключениях дня. Наконец, когда часы на камине пробили десять, Сестричка подняла оба сжатых кулачка на уровень плеч, потянулась и сладко зевнула.
— Меня не удивляет, что ты так устала, дорогая, — обратился я к ней. — В виду общей слабости твоего здоровья столь длительная прогулка с Иеремией тебя чрезмерно утомила.
— Идем баиньки, дорогая, — поднялась с кресла Путаница. — Пора в постельку.
Мы тепло распрощались, и Сестричка в сопровождении матери удалилась в спальню. Прежде чем самому отправиться спать, я навестил кабинет, где зажег настольную лампу, вытащил из кармана и положил в центральный ящик стола конверт, содержащий крошечный фрагмент обугленного листа бумаги, извлеченный Карсоном из камина Уайэта. После этого погасил лампу и отправился в спальню.
Освободившись от одеяний, я обнаружил, что часть правой руки моей непосредственно под плечом не только ушиблена, но и довольно сильно разодрана. Я подошел к умывальнику, тщательно промыл с мылом пораженное место, облачился в ночные одежды и со стоном облегчения опустился в постель.
Заснул я практически сразу, но разум мой, подвергшийся в течение богатого событиями дня воздействию множества раздражителей, не получил от сна желаемого освежения. Во сны мои вторглись события и существа в высшей степени беспокоящего свойства.
На меня свалилось множество бед. Исчезло ложе мое, и, откуда ни возьмись, набросилась на меня толпа свирепых демонов, рвущих плоть мою слюнявыми зловонными челюстями. Потом вдруг я оказался обнаженным средь раскаленных песков Сахары. Гроза тропиков, звериный властелин лев издал рык и прыгнул на меня, и вот его клыки уже дробят мой череп. Тут же антураж сменился, и я уже увяз по колено в топком болоте: передо мною множество громадных деревьев, серые стволы их теряются в вышине, а корни погружены в черную, зловеще притихшую жижу.
Вдруг один из толстых змеевидных корней ожил и заскользил по моей ноге; подобно экземпляру рептилий Pithoninae охватил лодыжки, сдавливая и сдирая с них кожу, причиняя адское жжение, чудовищную боль. Я забился, задергался, пытаясь высвободить ноги — тщетно! Все усилия мои лишь побудили чудовище сильнее сжать мои лодыжки.
К счастью, в этот момент я проснулся. Усевшись, сразу увидел — ибо в окно уже светило утреннее солнце, — что ноги запутались в постельном белье. Освободить их труда не составило, но тут я осознал, что жжение вовсе мне не почудилось. Лодыжки оказались сплошь покрыты десятками мелких бугорков весьма неприятного вида, несколько напоминающих характерную сыпь, вызываемую обыкновенно контактом кожи с листьями болотного кустарника Rhus vernix, более известного, как сумах ядовитый. Озадаченный появлением этих невероятно беспокоящих меня новообразований, я принялся их неистово расчесывать, каковое действие скорее усугубило мои страдания, нежели облегчило их.
В этот момент я воспринял приглушенный шум голосов, донесшийся до слуха моего сквозь дверь спальни. Встав с постели, я на скорую руку совершил водные процедуры, оделся и проследовал на шум в столовую.
