Энтони Беркли - Тайна смерти мисс Вейн
— Да, это правдоподобно, — согласился инспектор.
— Когда ты покончишь с картофелем, Энтони, то поведай, прекрасный мой кузенчик, а что ты думаешь обо всем этом?
— Ну мне кажется, тут все ясно. Мы знаем, что у него было несколько поводов к убийству. Например, он мог ее по-настоящему любить и ужасно ревновал к доктору. Он мог, например, прийти в ярость, когда она ему рассказывала о своем браке.
— Да, мысль хорошая, — согласился Роджер, — то есть никакого шантажа не было и в помине. Но миссис Вэйн испытывала страх. Это подтверждается словами Маргарет, что ее кузина за неделю или две до смерти кого-то очень боялась. Да, кстати, Энтони, теперь ты можешь передать Маргарет, что ей больше не надо рыться в бумагах миссис Вэйн.
— О чем вы это, сэр? — спросил инспектор.
И Роджер рассказал о своих попытках установить личность таинственного незнакомца с помощью Маргарет.
— И это без ведома официальных полицейских властей, а? — заметил инспектор. — Да уж ладно, репортеры всегда останутся репортерами.
— А официальные власти — властями. Так что же вы, один из официальных представителей этой власти, собираетесь предпринять? Конечно арестовать Медоуза?
— А в данном случае кто меня спрашивает, — с осторожностью осведомился инспектор, — репортер?
— Нет, и если вы не хотите огласки, тогда я сообщу в редакцию только, что «каждую минуту может произойти важное развитие событий». Хотите?
— Да, пока действуйте именно так, сэр, будьте настолько любезны. Понимаете, сегодня вечером я не пойду его арестовывать.
— Почему же не сегодня?
— Я после ужина зайду к местному судье и получу ордер, но арестую его завтра утром. Не надо никакой спешки, особенно в таком маленьком, уединенном месте. Так будет лучше. Очевидно, ваша с ним беседа в субботу не вызвала у него никаких опасений, иначе он бы уже скрылся, и я почти уверен, что он пока на месте.
— Но почему надо заходить к местному судье и получать от него ордер на арест? — полюбопытствовал Роджер. — Я считал, что для ареста подозреваемого в убийстве ордера не надо.
— Но я не собираюсь арестовывать его из-за подозрения в убийстве, сэр.
— Не собираетесь? — удивился Роджер. — Но почему же?
— По нескольким причинам, — не очень охотно стал объяснять инспектор. — Во-первых, потому что, когда есть и другие причины, удобнее действовать не по обвинению в убийстве. С преступниками легче управляться, если вы не запугиваете их до смерти подобным обвинением сразу же. Мы обычно остаемся в выигрыше, если арест проходит в более спокойной обстановке. А главное, это дает нам выигрыш во времени, если мы еще не успели собрать исчерпывающие доказательства убийства.
— Понимаю. И узнаю много нового из области официальной криминологии.
— Да, у нас на все есть своя причина, — бодро сообщил инспектор, — такой уж мы каверзный народ.
— Действительно каверзный, и я сам очень серьезно подумаю, прежде чем совершу очередное убийство. Так вы полагаете, что сможете заставить Медоуза чистосердечно во всем признаться?
— Ну, мы умеем делать людей разговорчивыми, — туманно заметил инспектор.
Они снова немного помолчали.
— Ну что ж, мне надо уже уходить, — сказал Энтони и вышел.
Роджер с минуту созерцал закрывшуюся за кузеном дверь:
— Хорошо быть молодым, — сказал он со вздохом, обремененный своим древним тридцатишестилетним житейским опытом.
— Да, хорошо… но, боюсь, не в тех случаях, когда наступает внезапное и тяжкое прозрение, — с удивившей Роджера мрачностью вдруг заметил инспектор.
— Вы как будто стали пессимистом из-за своей профессиональной практики, — улыбнулся Роджер.
Инспектор задумался, а потом сказал:
— Да, возможно, но одно я знаю наверняка: в действительности все обстоит иначе, чем кажется на первый взгляд! И вот эту истину молодость никогда и ни за что не поймет.
— Долой разочарованность, свойственную среднему возрасту! — рассмеялся Роджер, явно не согласный с этим внезапным заявлением и серьезным тоном, которым оно было сделано. И собеседники, расположившись в креслах со всеми удобствами, начали обсуждать перипетии дела.
— Только одно все еще меня удивляет, — сказал немного погодя Роджер. — Все сходится, все объяснимо, но где место в этой головоломке для башмаков миссис Рассел?
— А я все ждал и удивлялся, когда же вы о них вспомните, — поддакнул инспектор.
— Разумеется, этот парень мог найти способ завладеть ими — я сам это сумел. Ну, разумеется, он мог их купить и у старьевщика или найти на помойке, но зачем? И почему они оказались собственностью миссис Рассел?
— Я думаю, можно найти немало объяснений тому, каким образом на сцену появилась именно эта пара башмаков, — задумчиво ответил инспектор. — Вы считаете, что преступник желал оставить именно женские следы, если нельзя было этого избежать?
— Да. И то же самое можно сказать о пуговице от куртки. Если мы на место мисс Уильямсон поставим преподобного Сэмюела, то, полагаю, ваше объяснение насчет пуговицы и каким образом она оказалась в руке мертвой женщины можно признать верным, инспектор. Это кстати самое простое объяснение.
— Но в данном случае, если он хотел оставить женские следы, — возразил инспектор, явно предпочитавший решать за один раз по одной задаче, — то вопрос, кому принадлежали башмаки, теряет важность. И значение имеет лишь одно: это должны были быть женские башмаки, достаточно большого размера, чтобы он мог туда вбить ногу, предварительно распоров башмаки по бокам. Вы тоже так думаете?
— Именно так.
— Ну в таком случае, — сказал инспектор с видом человека, окончательно решившего проблему, — надо иметь в виду, что существует немало способов завладеть башмаками.
— И это совершенно верно, — согласился Роджер.
Через несколько минут инспектор отправился на поиски местного судьи.
Вскоре после его ухода вернулся Энтони. По его словам, Маргарет неважно себя чувствовала, очевидно из-за приступа сенной лихорадки или начинающегося гриппа или еще чего-то такого, повергающего в депрессию, почему не могла остаться надолго и не согласилась, чтобы он проводил ее до самого дома. Оба с сожалением решили, что ей лучше лечь в постель. Однако он все-таки успел сообщить ей великую новость, кто есть на самом деле преподобный Сэм, и она просила передать Роджеру сердечные и прямо-таки восторженные поздравления.
— Ну, я не расстраиваюсь от того, что ты вернулся пораньше, Энтони, должен тебе сказать. Как ни восхитительно для меня мое собственное общество, все же оно начинает мне чуть-чуть приедаться. А кроме того, просто позор сидеть дома в такой вечер. Давай прогуляемся к морю и полюбуемся луной где-нибудь в скалах, а твой дядя Роджер расскажет тебе, какой он великий человек.
