Дик Френсис - Тропою риска
Мышцы, которые пихнули меня к нему, как выяснилось, принадлежали Грину через долгое «и» и еще одному типу, мне не знакомому, походившему по описанию на Бровастого.
Мое настроение падало быстрее, чем опускался лифт в «Хилтоне». Я оказался посредине, а Грин сел на место водителя.
- Как вы меня нашли? - спросил я.
Грин со злорадной усмешкой достал из бумажника цветную фотографию и протянул ее мне.- На ней мы все трое - Джик, Сара и я - стояли возле магазина в Мельбурне. Женщина из галереи, как я догадался, не теряла времени и сняла нас в аэропорте перед вылетом.
- Прошли по отелям, - объяснил Грин. - Все очень просто. Больше говорить было не о чем, и я сидел молча. Может, еще и потому, что мне не хватало воздуха.
Да никто больше и не рвался разговаривать. Грин включил зажигание, машина рванула с места.
Уэксфорд смотрел на меня с торжествующим видом. Бровастый так заломил мне здоровую правую руку, что для дебатов просто не оставалось сил. Он не давал мне выпрямиться. Моя голова склонилась почти к самым коленям. Все было чрезвычайно болезненно и унизительно.
Наконец Уэксфорд проговорил:
- Мне нужен наш список.
В его голосе не осталось ни капли учтивости. Он не собирался вести со мной светский разговор и не давал себе труда скрывать свею ярость.
«Боже, - с сожалением подумал я. - Какой же я недотепа, что вот так пг›по попался!»
- Ты слышишь? Мне нужен список и все остальное, что вы забрали.
Я не ответил. Меня захлестнула боль.
По звукам, доносившимся снаружи, я понял, что мы проезжали по улицам города, жившего своими заботами, но моя голова была ниже окна, и я ничего не видел.
Вскоре машина резко свернула влево и стала натужно взбираться в гору. Подъем, казалось, растянулся на многие-многие мили. На вершине двигатель облегченно вздохнул, и машина легко побежала вниз.
Никто не проронил ни слова. Мысли о том, что ждало меня в конце путешествия, были настолько прискорбны, что я гнал их от себя. Я мог вернуть Уэксфорду список, а тогда что? И правда, что тогда?
После длительного спуска машина на миг притормозила, а потом свернула направо. На смену городскому шуму пришел рокот моря.
Я сделал грустный вывод, что мы свернули с шоссе и сейчас ехали безлюдным проселком.
Наконец машина остановилась. Бровастый отпустил мою руку. Я с трудом выпрямился, измученный и помятый.
Вряд ли они могли бы найти более глухое место. Дорога пролегала вплотную к морю и являлась просто частью берега, а берег представлял собой непроходимый хаос остроконечных черных камней, о которые бились пенящиеся волны, - ничего похожего на милые глазу пляжи Англии.
С другой стороны дороги громоздились обрывистые скалы, а впереди виднелись какие-то разработки, похожие на каменоломню.
Ни машин, ни людей.
- Где список? - спросил Уэксфорд.
Грин, сидевший за рулем, обернулся и многозначительно посмотрел на меня.
- Ты все равно нам скажешь, - обратился он ко мне. - Даже если нам придется бить тебя. Кстати, бить будем камнями.
- А почему не руками? - обиженно поинтересовался Бровастый. Наивный человек, он не понимал, что кулак всегда остается кулаком, а на эти камни достаточно было только взглянуть.
- А если скажу? - спросил я.
Они явно не надеялись, что все будет так просто. На их физиономиях застыло удивленное выражение, но оно, пожалуй, было обманчивым, В нем скрывалось нечто, не предвещавшее ничего хорошего. «Регина, - подумал я. - Регина с размозженной головой. Мертвые молчат…»
Я посмотрел на скалы, на каменоломню и на море. Простого выхода не было. Позади нас лежала дорога, но, если бы я побежал по ней, они сбили бы меня машиной. Конечно, если бы я был способен бежать.
Я сглотнул и придал лицу жалкое выражение, что оказалось не слишком трудно.
- Я скажу… но только не в машине…
Наступила короткая пауза, пока они обдумывали мои слова. Однако поскольку машина все равно была слишком тесной, чтобы бить меня в ней камнями, они не слишком упирались.
Грин потянулся к перчаточному ящику, открыл его и вынул револьвер. Я разбирался в огнестрельном оружии лишь настолько, чтобы суметь отличить револьвер от автомата. Это был револьвер, и его основное преимущество, как я читал, состояло в том, что он никогда не дает осечки… Я невольно обратил внимание, что в том, как Грин держал в руках пистолет, было больше уважения к этому предмету, нежели привычки пускать его в ход.
Он молча показал мне револьвер и положил его обратно в ящичек, оставив ящик открытым, чтобы я видел, что меня может ожидать.
- Ну, выходи, - приказал Уэксфорд.
Мы вылезли, и я постарался оказаться между ними и морем. На побережье ветер был сильнее и прохладнее, несмотря на палящее солнце. Он раздувал редкие волосы на голове Уэксфорда, обнажая лысину, он ерошил волосы Бровастому, подчеркивая присущее тому выражение тупости. Глаза Грина оставались такими же колючими и острыми, как земля вокруг нас.
- Ну так что? - спросил Уэксфорд грубо. Он почти кричал, чтобы пересилить шум морского прибоя. - Где наш список?
Я резко крутанулся и что было сил побежал к морю. На бегу я сунул руку за пазуху и рванул прикрепленную к повязкам пачку бумаг. Они яростно закричали и бросились за мной. Вытащив списки, я помахал ими в воздухе, а потом, словно играя в кегли, швырнул как можно дальше в море.
Страницы разлетелись, ветер с берега подхватил их и понес, словно огромные сухие листья.
Не останавливаясь, я бежал дальше - туда, где среди зеленой холодной воды негостеприимно торчали камни, острые, как акульи зубы, омываемые вспененными волнами. Я скользил, спотыкался и падал, всем существом ощущая, что прибрежное течение гораздо сильнее, чем казалось, камни жестче, а дно под ногами - коварнее. Было ясно, что, избежав одной смертельной опасности, я подвергаюсь другой, не менее серьезной.
Я пожертвовал секундой, чтобы оглянуться.
Уэксфорд вошел на пару шагов в воду, но, как мне показалось, только для того, чтобы дотянуться до листка, упавшего ближе, чем другие. Там он и остановился. Вода кипела вокруг его штанин, а он как приклеился глазами к листку.
Грин наклонился над передним сиденьем для пассажира. А Бровастый застыл на берегу с открытым ртом.
Я начал бороться за то, чтобы остаться живым. С каждым шагом течение усиливалось, оно засасывало, тянуло и сбивало с ног. По пояс в воде, я едва держался на ногах и каждый раз, теряя равновесие, рисковал жизнью, так как острые черные камни - и те, что торчали над водой, и те, что уходили в глубину, - в любой момент могли порезать или проткнуть меня насквозь.
Это были не те камни, к которым я привык, - не гладкие валуны британского побережья, отшлифованные морем, а грубые обломки вулканической породы, шершавые, как пемза. За них нельзя было взяться рукой: кожа прилипала к ним и отрывалась клочками. Так же как и одежда. Я не прошел еще и тридцати метров, а по мне уже струилась кровь из доброго десятка неглубоких царапин, ведь именно они кроваточат особенно сильно.
