Энтони Беркли - Убийство в погребе (= Убийство в винном погребе)
После того быстрого обеда в Олбани Морсби постоянно держал Роджера в курсе того, как продвигается дело, и таким образом последний узнал о безрезультатном допросе Уоргрейва уже через пару часов после того, как подозреваемого отпустили.
— Он оказался мне не по зубам, — признал Морсби чистосердечно, — и это горькая правда.
— Вы разрабатывали его неправильно, — жестко бросил Роджер.
— Неправильно, да? А как бы вы поступили, сэр?
Роджер поспешно стал соображать. А как бы он поступил? Или, во всяком случае, что сказать Морсби из того, что он сам сделал бы на его месте. Вдруг он рассмеялся.
— Как бы поступил я? — переспросил он. — А вот как, Морсби. Я бы не подавал виду, что убежден в его виновности.
— Но он догадался об этом с самого начала.
— Тогда я бы аккуратненько подвел его к мысли, что я только притворялся, будто подозреваю его. А на самом деле подозреваю других. Допустим, Даффа.
— И какая была бы от этого польза?
— Такая. Вы попытались прижать его к стенке и потерпели поражение. Я бы попытался внушить ему чувство полного спокойствия. Спокойствие развязывает язык куда лучше, чем страх. Он мог бы стать очень даже разговорчивым, насколько это для него возможно. По крайней мере я смог бы надеяться, что он проговорится о чем-нибудь ценном для следствия.
— Готов поклясться, что вы не знаете мистера Умника Уоргрейва так, как я, мистер Шерингэм, — усмехнулся Морсби. — Несмотря на все ваши психологические штучки-дрючки.
— А я готов поклясться, что знаю его гораздо лучше, — обиженно отозвался Роджер. — Более того, я почти готов вам это доказать.
— Допустим, сэр, — продолжил атаку Морсби, — если вы докажете…
— Прекрасно. Я докажу! — угрожающе сказал Роджер и повесил трубку.
Морсби тоже повесил трубку и широко улыбнулся. Удивительно, как легко добиться от мистера Шерингэма того, что ты хочешь, — проявить немножко такта и показать, что считаешь его необыкновенно умным человеком. Одно было Морсби совершенно ясно: ему не требуется никаких психологических штучек-дрючек, чтобы понять мистера Роджера Шерингэма намного лучше его самого.
Роджер тем временем хмуро смотрел на телефон в своем кабинете, но его мысли были уже далеки от вызова, невинно брошенного старшим инспектором. Он раздумывал, как бы поярче привести свою угрозу в исполнение.
Дело против Уоргрейва, как он понимал, зависело теперь от одного звена цепи: от улик, которые бы связали его с домом номер четыре по Бернтоук-роуд. Без этих улик его никогда не арестуют; будут улики — считай, его песенка спета. Роджер был почти абсолютно уверен, что таких улик никогда не найдут. И что тогда?
Одно было в любом случае вполне ясно: если полиция не сможет найти улик, связывающих Уоргрейва с Бернтоук-роуд, то и он не сможет, и не стоит напрасно тратить на это время. Придя к такому заключению, Роджер немного успокоился, ибо он не имел ни малейшего желания предпринимать подобные попытки. Его устремления выглядели иначе. Куда забавнее, к примеру, поработать по индуктивному методу и придумать теорию о том, как можно было завлечь Мэри Уотерхаус в тот погреб, а потом рассмотреть возможности доказательства такой теории.
Роджер уселся в кресло у письменного стола, засунул руки глубоко в карманы, ноги вытянул вперед и ненадолго сильно сосредоточился. Как бы он действовал, будь он на месте убийцы?
С большинством суждений Морсби Роджер был согласен: с тем, что Мэри Уотерхаус была любовницей Уоргрейва; с тем, что она устроила ему сцену по поводу своей беременности; с тем, что она его шантажировала. Это было почти очевидно. То, что Уоргрейв все время стремился к женитьбе на Эми Гаррисон, чтобы заполучить в наследство Роланд-хаус, Шерингэм прекрасно видел собственными глазами. Мэри Уотерхаус, несомненно, увидела это намного раньше. Хотела она сама выйти за Уоргрейва замуж или просто получить деньги (а потом и много денег, как только Уоргрейв начнет получать прибыль со школы), было не важно, хотя Роджер склонялся к последнему предположению. Было бесспорно, что Мэри грозила рассказать дочери директора о своих отношениях с Уоргрейвом. Эми ни за что бы такое не стерпела. На Уоргрейве тогда она бы поставила крест, и его стратегия вылетела бы в трубу. Как бы ответил на эту угрозу Уоргрейв? Убийством?
— Если бы Уоргрейвом был я, — размышлял Роджер, — я бы просто морочил ей голову, пока не женился на Эми, а потом послал бы эту Мэри к чертям. В конце концов, это же совершенно ясно.
Он кивнул самому себе. Совершенно ясно.
Но, так или иначе, все это не имеет значения. Вопрос стоит так: если бы Роджер Шерингэм., будь он учителем частной начальной школы Роланд-хауса, испытывай он шантаж со стороны мисс Мэри Уотерхаус и решись он убить указанную Мэри Уотерхаус, причем умышленно, в погребе на Бернтоук-роуд в Льюисхэме, каким бы чертом он ее туда заманил?
Но нет. Это не первый вопрос. Ставить его первым — все равно что поезд впереди паровоза. Прежде всего нужно спросить, возник ли план убить Мэри Уотерхаус в льюисхэмском погребе, когда появилась возможность зазвать ее туда?
Роджеру сразу показалось, что такое развитие замысла гораздо более вероятно. Иными словами, замысел зависел от погреба, а не наоборот. В таком случае, если принять за основу такую версию, возникает следующий вопрос: как получилось, что убийца смог заманить Мэри Уотерхаус в погреб в Льюисхэме с такой легкостью?
Роджер нахмурился. Ведь это весьма странно. Не говорят же молодой женщине: "Я знаю один премиленький погребок. Пойдем туда". К тому же, если полагаться на теорию Морсби, а она очень даже вероятна, доступ к погребу получила сама Мэри Уотерхаус в виде украденного ключа мисс Стейплз. Тогда получается, что в погреб убийцу повела сама Мэри Уотерхаус. И что из этого следует? Ага, очень интересный поворот ко второму вопросу. В таком свете, с учетом тою, что за этим преступлением кроется исключительно расчетливый ум, второй вопрос формулируется так: чем объяснить то, что Мэри Уотерхаус решила повести своего убийцу в тот погреб? Или, выражаясь немного точнее: какие обстоятельства заставили Мэри Уотерхаус привести своего убийцу в тот погреб?
Роджер еще глубже сунул руки в карманы и сел поудобнее, так, будто уже многого добился.
И именно такой способ немедленно привел к тому, что нашелся предположительный ответ: чтобы путем шантажа выманить деньги у того, кто стал в итоге ее убийцей!
Это действительно было бы гениально. Жертва шантажа знает, что шантажистка имеет доступ к этому погребу (откуда он это знает, пока не особенно важно; предположим, что знает). Искусно наведя справки (опять же, пока предположим), он узнает, что три дома, в центральном из которых находится тот самый погреб, на второй неделе августа будут пустовать. Он все подстраивает так, чтобы разговор с шантажисткой произошел именно на этой неделе. Потом делает намеки, даже пытается бунтовать, рассказывая о других шантажистах, которых выследили полицейские, прячась за шторами, за столбами на углах улиц, за кустами, за всевозможными укрытиями (кроме хлама в погребе совершенно чужого человека), но никогда, ни при каких обстоятельствах не называет тот самый погреб. Думать о нем он предоставляет шантажистке, пусть она предложит погреб сама, как свою находку. Следуя за подкинутым им ходом мысли, она приезжает именно в тот погреб в назначенное время. В погреб — не в столовую, не в гостиную, не в спальню, а только туда, где невозможно подслушать повышенные голоса даже случайному уличному прохожему, — именно в погреб.
