Cергей Кузнецов - Семь лепестков
– Кроме Поручика, – все также не открывая глаз сказал Горский
– Но у Поручика есть свои мотивы. Он был ее первым мужчиной, все это знают. И ему, наверное, было обидно, что… ну, типа, он из тех мужиков, которые относятся к женщинам, как к собственности и поэтому… ты понимаешь.
– Не понимаю, – покачал головой Горский, – но это не важно. Ты продолжай. Кто там еще, кроме Поручика и несчастного вдовца?
– Леня, то есть любовник. Я с ним толком не говорил, но против него много улик. Во-первых, он знал Зубова. Во-вторых – чем ближе человек к жертве, тем сильнее подозрения. Может, он столковался с конкурентами, а Женя про это узнала.
– То есть либо деньги, либо секс – других причин у тебя не получается?
– Ну да. Потому что все мужчины в этой компании либо когда-то спали с ней – и потому могли ревновать, либо имели финансовый интерес в случае ее смерти.
– Ты говорил, – и тут Горский открыл глаза, – что Альперович не спал с ней.
– Он говорил, что не спал, – поправил Антон, – но это тоже причина. Не спал, ревновал к другим, все такое…
– И Лера твоя не спала. Но зато она спала с Романом и не вышла за него замуж, только потому, что уехала в Англию. Ну, и она могла надеяться, что если Женя умрет, то, – и Горский сделал еле заметный жест ладонью.
Боль в последние недели вернулась, и каждое движение давалось ему с трудом, но старые привычки не хотели уходить. И потому теперь, вместо полного жеста, он обходился слабым указанием на него – так сказать, знаком жеста.
– Смотри, как смешно получается, – продолжил он, – в том, что касается секса и денег, любой факт становится уликой. Между тем, единственный человек, который выиграл от случившегося, – это ты: переспал с Лерой и заработал кучу денег. Отсюда, следуя твоей же логике, ты и должен быть убийцей. К тому же, согласись, и кислоту тебе проще достать, чем любому из них.
– Но я же не убийца!
– Я знаю, – слабо кивнул Горский, – но о чем это свидетельствует? Только о том, что твой метод – стандартный метод старых детективов – не работает. Ты ищешь, кому выгодно, а на самом деле люди не убивают из-за выгоды. Потому что все выгодно всем. И, значит, преступления совершают из любопытства или потому, что представилась возможность. Как Женя из любопытства съела марку. Как Пашка не знает понятия дозы.
Про Пашку Горский точно заметил. То, что он был до сих пор жив, можно было считать мелким чудом – мелким, на фоне других чудес, которые должны были происходить с человеком, имевшим привычку употреблять все наркотики, до которых он мог дотянуться. По счастью, он ограничивался травой и психоделиками всех мастей – но каждый раз, глядя на него, Антон вспоминал драматическую историю о человеке, везшем из Голландии лист марок и почувствовавшем в аэропорту, что егопасут. Он съел все, что у него было с собой, тем самым променяв несколько лет тюрьмы средней комфортности на пожизненное пребывание в комфортабельной психолечебнице. Если бы дело происходило в России, Антон еще мог бы его понять – но поскольку историю рассказывал кто-то из эмигрантов, приезжавших в Москву на лето, то и ее действие, по всей видимости, происходило не то в Америке, не то в Праге. Кстати, подумал Антон, эта история – еще одно подтверждение, что Женя не могла умереть от передозировки. Разве что – сойти с ума.
– Кстати говоря о дозе, – словно прочитав его мысли продолжил Горский, – я тут беседовал на днях с одним специалистом… так, кажется, твоя версия про пенициллин никуда не годится
– Почему? – удивился Антон.
– Потому что аллергия не убивает в пять минут, – пояснил Горский, – то есть убивает, но если укол сделать. А перорально – это еще полдня можно промучаться. Так что это не только не кислота, но и не пенициллин.
– А что же?
– Мне сказали – все, что угодно. Клофелин, любое сильнодействующее сердечно-сосудистое. Если еще на алкоголь – то не только мотор останавливает, но, как правило, экспертиза ничего не находит. Типа, сердце отказало – и все.
– Надо, наверное, Белову сказать, – забеспокоился Антон.
– Зачем? – удивился Горский, – разве это что-нибудь меняет? В любом случае все лекарства общедоступны. Почти как наркотики – идешь в первую аптеку и покупаешь. Если по рецепту – то у бабок на улице.
– Некоторым образом, это справедливо, – заметил Антон, – ведь, собственно, лекарства и есть наркотики.
– К слову сказать, – ответил Горский, – с наркотиками ты совершенно не умеешь обращаться. Вот ты виделнечто, благодаря покойному Зубову. И что ты сделал с этим? Ты это забыл и вместо того, чтобы думать, что это был за предмет и кто был этот человек, по-прежнему играешь в Шерлока Холмса.
– Предмет мог быть чем угодно. Если бы это было кино, это был бы пистолет – но пистолету нечего делать в этой истории. Женю ведь отравили, а не застрелили.
– Зубова застрелили, – сказал Горский.
– Но его застрелили не на даче Белова, – ответил Антон.
– Ну, – Горский улыбнулся одними губами, – давай подождем, пока кого-то застрелят на даче. Когда вы туда едете?
– В выходные, – ответил Антон. Эта мысль была ему неприятна: после того, как он сегодня утром дозвонился до Белова и сказал ему по телефону о том, что у него есть новые сведения, тот заявил, что на уикэнд снова хочет собрать всех на даче, «потому что уже пора кончать эту историю». Амбивалентное слово «кончать» в этом контексте совсем не нравилось Антону, – в пятницу вечером поедем.
– В пятницу, – задумчиво повторил Горский, – пятница – день Венеры. Шестой день недели по западному календарю.
Шестой лепесток
Поначалу она думала попросить Колю довести ее до клуба, но в последний момент решила, что поедет сама – хотя бы для того, чтобы не напиваться. Проезжая через мост, она кинула взгляд на сожженное здание Верховного Совета и вспомнила, как в ночь событий сидевший у них Смирнов потирал руки и говорил: «Это же мой участок! Подряд на строительство, какой подряд на строительство!». Интересно, подумала Женя, досталось ему что-нибудь или нет? Глядя на белый с черными разводами дом, она вдруг поняла, что понятия не имеет, из-за чего случилась стрельба. То есть Альперович с Ромкой говорили про какую-то финансовую схему с фальшивыми авизо, которую надо было прикрыть – но в деталях ей было лень разбираться. Похоже, что опять наши сражались с ненашими – и наши снова победили. Потому что наши всегда побеждают.
Женя подумала, что это чувство было главным из того, что дал ей Ромка. Наши всегда побеждают. С того момента, как она надела себе на палец кольцо с бриллиантовым цветиком-семицветиком, она навсегда перешла в лагерь победителей. Женя могла – в приступе слабости или раздражения – жаловаться на жизнь, но в глубине души она знала: все ее мечты сбылись. Муж, прекрасная квартира, комфортабельная машина, уикэнды в Европе, отпуска на южных островах. Можно было еще завести себе ребенка, но это когда-нибудь потом. Она еще слишком молода, еще не все взяла от жизни. Не зря же американки рожают только под сорок.
