Эллери Квинн - Заглянуть вперед
— А пошел ты в задницу, — оказал Пол зятю. — Ты-то кто такой?
— Он мой муж, — окрысилась Луиз. — И мог бы и тебя кой-чему поучить, будь у тебя голова на плечах.
— Милая семейная беседа. — Вулф взял разговор на себя. — Не спорю, — сказал он, — возбудить любопытство полиции у вас есть чем, но одних только подозрений недостаточно. Вы больше ничего не можете им сказать?
— Нет. Мне больше ничего говорить и не нужно.
— Вот тут вы заблуждаетесь. — Вулф откинулся назад, втянул в себя добрый бушель воздуха и выдохнул его обратно. — Давайте попробуем вместе, может, что-нибудь найдем? Во сколько вы прибыли в номер вашего брата в субботу вечером?
— В субботу вечером, около пяти. — Нижнюю часть лица Пола вдруг перекосило, я подумал — у него спазм, а потом понял: он просто пытается ухмыльнуться, что, с разбитой челюстью не так-то просто. — Понял, — сказал он. — Где я был без девяти минут шесть шестого августа? О’кэй. Без четверти четыре я выехал из Маунт Киско и поехал в Нью-Йорк; в машине был один. Первую остановку сделал у магазина «Шрамм», на Мэдисон Авеню, где купил две кварты их фирменного мангового мороженого — на воскресную вечеринку в Маунт Киско. Затем доехал до 52-й улицы, припарковался там (в субботу вечером это еще можно сделать), пешком прошел до «Черчилля», и в номер поднялся в начале шестого. Я специально приехал пораньше, потому что успел поговорить с сиделкой по телефону: мне понравился ее голос, и я подумал, может, успею с ней познакомиться до приезда остальных. Да как бы не так. Этот парень, Эрроу, уже завел ее в гостиную и заливал что-то о разведке урана. Каждые десять минут она бегала взглянуть на больного, и снова — назад, слушать про уран. Потом приехал Дейв, за ним Луиз с Винсом, а когда мы уже сели за стол, примерно без четверти семь, — доктор Буль. Рассказывать еще?
— Ну, раз уж вы начали…
— Как прикажете. Буль пробыл у Берта где-то с полчаса, а когда уходил, — я уже говорил, что он нам сказал. За обедом мы не только ели, но и пили, и я, должно быть, хватил лишку. Мне пришло в голову, что нехорошо бросать сиделку с Бертом одну, и, когда все поехали в театр, я остался. Я подумал, что если ей так нравится слушать про геологоразведку, то разговор на другие темы, может, понравится тоже. Но не тут-то было. После того как мы слегка — ну, перекинулись словечками, — она вошла к Берту и заперлась на ключ. Потом она наговорила сестре, будто я колотил в дверь и кричал, что если она не выйдет, я выломаю дверь, но я ничего такого не помню. Как бы то ни было, Берт в это время уже отключился от морфия, если это был морфий. Она все-таки вышла, и мы с ней поговорили, и, может, я ее и тронул, но те синяки, которые она им показывала, когда они приехали из театра, — она их, должно быть, сама себе понаставила. Я был, конечно, навеселе, но не настолько же. Наконец, она сняла трубку и сказала, что если я не уйду, она позвонит вниз к администратору и попросит прислать кого-нибудь на помощь. Ну, я и смотался. Хватит?
— Продолжайте.
— Ладненько. Я спустился в бар, нашел какой-то столик, выпил. Рюмки две-три. Тут я почему-то вспомнил про мороженое, которое осталось наверху в холодильнике, и стал соображать, не вернуться ли за ним, как вдруг является этот Эрроу и говорит мне: «Вставай». Схватил меня за руку, рванул, поставил на ноги, и говорит: «Становись, защищайся», — а сам как размахнется, как даст. Сколько раз он меня ударил, я не помню, но посмотрите, что он со мной сделал. Наконец его оттащили, прибежал какой-то коп. Я боком, боком, в сторонку, потом из бара — и на лифт. Поднялся на восьмой этаж, и Винс меня впустил. Дальше я не очень хорошо помню, но знаю, что они устроили меня на кушетке, потому что я проснулся, когда с нее упал, но проснулся как-то не совсем. В голове у меня все перепуталось, я помнил, что меня били, и что мне нужно переговорить с сиделкой; встал, добрался до комнаты Берта и вышел. Шторы на окнах были задернуты; я включил свет и подошел к кровати. Берт лежал, как покойник, с открытым ртом. Я откинул одеяла, пощупал сердце — и наощупь он был, как покойник. По бокам лежали две грелки, мне показалось — пустые. Я взял одну — точно, пустые, и я подумал: «Я обидел ее, и этот недосмотр из-за меня, так не годится». Взял другую грелку — тоже пустая, тогда я сначала отнес их в ванную, а потом пошел…
— Пол! — это заговорила Луиз, глядя на него большими глазами. — Мне ты сказал, что сам их вылил!
— Ну да, сказал, — он ухмыльнулся, вернее попытался это сделать. — Какого дьявола, имеет человек право поступить благородно? — Он повернулся к Вулфу. — Вы хотели, чтобы я рассказал еще что-нибудь. О’кэй, я рассказал. Это сойдет?
— Так ты солгал Луиз, — пробасил Таттл.
— Или лжешь сейчас, — сказал Дейвид, и в его голосе уже не было и тени усталости. — Мне ты об этом ничего не говорил.
— Конечно, нет. Черт возьми, я поступил как благородный человек.
Тут они все набросились друг на друга, и пошло-поехало. По-родственному. Высокое сопрано Луиз, баритон Пола, басок Таттла, фальцет Дейвида — получился неплохой квартет.
Вулф закрыл глаза, поджал губы, набрал воздуху побольше, а потом одним рыком прикончил этот кошачий концерт.
— Разговорчики! Перестаньте, пожалуйста! — Он принялся за Пола. — Вы, сэр, рассуждаете о благородстве. Я вам не сказал, что вместе с доктором Булем здесь была мисс Горен, да-да, мисс Горен, и рассказала, как вы ей звонили, и как домой приходили, так что о благородстве давайте не будем. Сейчас важно выяснить два вопроса. Первый, по факту: грелки вы нашли уже пустыми или сами их вылили?
— Пустыми. Я сказал сестре…
— Я уже знаю, что вы сказали сестре, и почему. Допустим, грелки, и вправду, были пустыми, но тогда предъявлять их полиции как улику просто нелепо. Доктор Буль уверяет, что даже если мисс Горен забыла наполнить их горячей водой, — что, по его мнению, совершенно исключено — серьезно на состояние больного это повлиять не могло. Так что я тоже никакой улики здесь не вижу. Это второй вопрос. А вот ваша версия насчет морфия, что его чем-то подменили, может, и заслуживает внимания, но ее нужно подкрепить. У вас есть чем?
— Я ничего подкреплять не должен. Это дело полиции.
— Нет. Так не пойдет. В частном расследовании голые предположения еще туда-сюда, но использовать их официально, для возбуждения дела об убийстве — это недопустимо. Я, к примеру, вполне бы мог предположить, что вы, не зная о существовании договора между вашим братом и мистером Эрроу, и полагая, что можете унаследовать третью часть его состояния, сами его и убили, но исходя из этого, я ведь не могу…
— Да, уж лучше не надо, — перебил его Пол. Он снова скорчил рожу, пытаясь ухмыльнуться. — О договоре-то я как раз знал.
