Эрл Гарднер - Дело о племяннице лунатика
– Очень хорошо, – ответил судья Маркхэм, – можете задавать свидетелю вопросы по поводу его заявления столько, сколько сочтете нужным.
Мейсон поднялся со своего места, пристально, почти в упор, глядя на Дункана:
– Итак, вы настолько устали от моих речей, что оказались в состоянии лечь и заснуть. Так я вас понял?
– Именно так.
– Вы беседовали со своим клиентом еще час или около того, когда вы оба покинули совещание.
– Да.
– Мои разглагольствования не утомили вас до такой степени, чтобы отказаться от обсуждения некоторых аспектов дальнейшей стратегии со своим клиентом?
– Я действительно разговаривал с ним.
– И легли спать около одиннадцати часов?
– Да.
– Однако после четырех часов сна усыпляющий эффект моих речей был еще настолько велик, что устрашающее видение мужчины в ночной рубашке и с ножом в руке, выискивающего жертву в лунном свете, не сказалось на вашем желании спать, так?
– Я проснулся. Затем осмотрел коридор, – возразил Дункан.
Мейсон не отступал:
– И опять отправились спать?
– Опять отправился спать.
– Спустя несколько минут?
– Да, спустя несколько минут!
– И вы показали под присягой, что смогли уснуть только из-за изнуряющего эффекта моих разглагольствований?
– Вам известно, что я имел в виду.
– Единственное, что я понял из того, что вы имеете в виду, мистер Дункан, – это то, что ничего не понял. И присяжные, как мне кажется, тоже. Теперь, перед лицом суда, давайте будем откровенными. Во время нашего совещания я говорил всего несколько минут, в отличие от вас, разве не так?
– Я не засекал время.
– По большей части мои разглагольствования заключались в единственном слове «нет». Согласны с этим?
– Не думаю, что следует вдаваться в подобные детали.
– Но раз вы заявили, что мои речи настолько вымотали вас, что вам не составило никакого труда вернуться в кровать и заснуть, выходит, что вы исказили факты, или я ошибаюсь?
– Я отправился спать, и это все!
– Именно так, мистер Дункан, и подлинная причина, что вы отправились досыпать, – это то, что вы не видели ничего, вызывающего тревогу.
– Любой человек, разгуливающий по ночам с разделочным ножом в руках, у меня лично всегда вызывает тревогу, – огрызнулся Дункан. – Не знаю, как у вас.
– И у меня тоже, – ответил Мейсон. – И если бы вы действительно увидели разделочный нож в руке этой персоны, которая на ваших глазах разгуливала в три часа утра четырнадцатого числа по патио, вы бы достаточно испугались, чтобы известить полицию или поднять на ноги весь дом?
– Не понимаю вашего вопроса. Я увидел человека, увидел нож и снова отправился спать.
– Тогда я задам вопрос по-другому, – предложил Мейсон. – Разве это не факт, что вы отчетливо не видели, что в руке у него был именно нож?
– Нет, нож я разглядел.
– Причем тот самый, разделочный? – спросил Мейсон, делая жест в сторону покрытого пятнами крови ножа, который был представлен в качестве вещественного доказательства.
– Именно этот самый, – ответил резко Дункан.
Мейсон ничего не сказал, но стоял, взирая на него с улыбкой.
Дункан поежился и добавил:
– Во всяком случае, весьма на него похожий.
Мейсон шагнул обратно к столу адвокатов, открыл свой портфель, вытащил какой-то сверток в коричневой бумаге, развернул и извлек разделочный нож с роговой ручкой.
– Я вручаю вам этот разделочный нож, – предложил он свидетелю, – и спрашиваю, не тот ли это нож, который был в руке человека, увиденного вами, когда он пересекал патио.
Дункан свирепо ответил:
– Нет, это не тот.
– Как вы узнали, что это не тот? – спросил Мейсон.
– Ну, – ответил Дункан, – думаю, что не тот.
– Другими словами, вы хотите дать понять суду и присяжным, что не могли разглядеть тот нож достаточно отчетливо, чтобы опознать его.
– Чтобы с уверенностью опознать – нет. Но чтобы получить общее представление – да.
– И вы уверены, что этот, в моих руках, не тот самый разделочный нож?
– Думаю, это не он.
– А вы уверены, что тот, другой нож был тем самым, который вы видели?
– Ну, конечно, трудно сказать с полной определенностью, ведь я видел его с расстояния.
– Тогда вы не можете с уверенностью утверждать, что нож, который представлен в качестве вещественного доказательства номер два, был тем самым ножом, который вы видели.
– Нет, – ответил Дункан, – не могу.
– Так я и думал, – заметил Мейсон. – Я собираюсь просить суд приобщить к делу этот второй нож как вещественное доказательство защиты, обозначив как экспонат «А».
– Я возражаю, – воскликнул Бергер, – этот нож, ваша честь, никоим образом не может быть приобщен к делу! Это просто трюк, с помощью которого представитель защиты пытается запутать следы. Я могу доказать, что защитник достал этот нож уже после убийства через скобяную торговлю…
Мейсон готов был уже сцепиться с ним, но его опередил судья Маркхэм:
– Протест не принимается, господин окружной прокурор. Не сомневаюсь, что вы можете доказать, где приобретен этот нож. Этот свидетель показал, что человек, которого он видел в патио, нес нож, который, по его мнению, был тем, что представлен как вещественное доказательство номер два, или очень напоминал его. Вполне законно подвергнуть свидетеля перекрестному допросу, предъявив ему еще нож и задав те самые вопросы, которые и задал ему представитель защиты. Когда их задавали, никаких протестов со стороны обвинения не было. Защитник сейчас только просит, чтобы нож, который он предъявил для идентификации, фигурировал в деле и использовался для сравнения, когда речь пойдет о ноже, которым было совершено убийство. Это по существу. Суд принимает этот нож для идентификации как вещественное доказательство, обозначив его экспонат «А».
Мейсон внезапно обернулся к Дункану и спросил:
– Мистер Дункан, не следует ли считать истинной причиной того, что вы спокойно отправились спать, тот факт, что вы тогда не разглядели нож в руке человека, которого увидели?
– Я видел, что он нес в руке блестящий предмет.
– Но разве не факт, что вам даже и в голову в то время не пришло, что это может быть нож, и что только на следующее утро, узнав об убийстве, вы начали подумывать о том, что блестящий предмет мог быть ножом. Разве вы не видели просто белую фигуру, шедшую по патио? Разве вы не решили, что это просто лунатик и что вам лучше не вмешиваться? Поэтому вы заперли дверь и отправились спать.
– Я не говорил, что этот человек – лунатик.
– Но я же спросил: разве не факт?
– Нет, не факт.
– И значит, это не правда, что единственной причиной, почему вы отправились досыпать, явилось то, что вы не разглядели ножа в его руке достаточно отчетливо, чтобы понять, что это за предмет?
