Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет
— Вы такого не заслуживаете, — возразила девушка тоном, не допускающим возражений. — В любом случае духи помогут.
Ориан улыбнулась. Продавщица приняла ее самооборону как вопиющую несправедливость.
— Я бы хотела у вас спросить…
— Да?
— Вы упомянули о своем друге, дамском парикмахере и…
— Ну конечно, я должна была об этом подумать… Его салон нахолится рядом с Оперой, на бульваре Капуцинов, в двух шагах отсюда. Обратитесь к нему от моего имени, его зовут Клод. Он очарователен. Я уверена, он превратит вас в чудо.
Девушка вручила ей карточку магазина, на которой записала координаты парикмахера. Они попрощались за руку. На улице Ориан почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Ей захотелось поцеловать эту малышку. «Со своей профессией и грошовым аттестатом она знает о жизни больше, чем я», — подумала она. Почему Ориан доверилась этой незнакомке? Какая муха ее укусила? В любом случае и в Эдгаре Пенсоне, и в маленькой парфюмерше она вызвала необычную реакцию. В глубине души Ориан очень хорошо знала, что Эдди Ладзано занял ее сердце.
28
— Куда вы пропали? Я оставила вам десять посланий. И где ваш мобильник? Я так беспокоилась!
Анни, помощница Ориан Казанов, возбужденно металась по кабинету.
— Все вас искали, — продолжила Анни. — Следователь Гайяр, советник Маршан. Полицейские бригады уже собрались обратиться за помощью к своим коллегам из комиссариата, потому что…
— Да что же случилось? — ошеломленно воскликнула Ориан. — Стоит исчезнуть на пару часов и — всеобщая тревога!
— Дело не в тревоге, — ответила помощница. — Дело в вашем заключенном.
— Мой заключенный? Вы имеете в виду Ладзано?
— Да. Его срочно перевезли в больницу Валь-де-Грас. Это сообщил по телефону врач из «Санте» сразу после вашего ухода, Кажется, он порезал себе вены на запястье, дело могло кончиться плохо. Из больницы нам сообщили, что он, к счастью, выжил.
Ориан тяжело осела на стул, плечи ее согнулись, руки опустились.
— Боже мой, — пробормотала она, — Боже мой, подумать только, что я…
— Не убивайтесь, мадам следователь, вы же не могли предвидеть.
Но Ориан не слушала. За отсутствием доказательств она не должна была поступать так жестоко. Она ошиблась, очень ошиблась. Разве бирманка не говорила, что он был любезен, но никогда не оставался после «сборищ»? Она представила Ладзано одного, в камере, ожесточенно режущего себе вены на запястье, в то время как она изучала духи…
— Где он?
— В неотложке, — ответила помощница.
Ориан вызвала Гаэля Ле Калька. Мотороллер его был в порядке, и он согласился отвезти ее. Минут через двадцать они подъехали к главному входу больницы Валь-де-Грас. Их проводили в двухместную палату. На одной кровати лежал молодой маляр, упавший с лесов; он глухо стонал. На второй вытянулся Ладзано. Ориан медленно приблизилась к нему. Глаза его были закрыты, но, почувствовав присутствие постороннего, он приподнял веки. Ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал, но уста его оставались сомкнутыми. Взгляд его был отрешенным и равнодушным: словно он считал ее виновной в своем поступке. Из капельницы в его вену поступала кровь. Тонкие, в меру мускулистые руки вытянулись вдоль тела, которое угадывалось под белой простыней. Вошел врач, он быстро проверил наполнители, бросил взгляд на кривую температуры маляра, измерил давление Ладзано.
— Вы родственница? — спросил он Ориан.
Вопрос застал ее врасплох.
— Нет, не совсем. Могу я поговорить с вами минутку?
Они вышли из палаты.
— Я следователь Казанов. По моему постановлению Ладзано оказался в «Санте».
— Понятно, — отозвался врач, сочувственно поглядывая на нее поверх очков в металлической оправе с небольшими линзами.
— Почему его привезли сюда?
— В тюрьме не оказалось крови его группы. А потерял он ее немало. Его обнаружили лишь в десять утра, когда пришли выводить на прогулку. Вены он вскрыл себе на рассвете, может быть, раньше.
Следователь удивилась, не увидев ни одного полицейского у двери палаты. В конце концов, Ладзано был заключенный.
— Он был так ослаблен, что все нужно было делать быстро, — заметил врач.
— Конечно, — согласилась Ориан. — Промедление смерти подобно. По-вашему, когда он поправится?
— Парень крепкий. Внешне, во всяком случае. Сердце его работает как часы, ровно и медленно. Мы продержим его здесь весь уик-энд, включая понедельник. Думаю, во вторник утром вы можете его забрать, но не советую возвращать в камеру. Вам это не доставит неудобств?
— Нет, — покраснев, ответила Ориан. — За ним нет ничего серьезного. Просто я поспешила, а он впал в панику.
— Тогда рекомендую соблюдать осторожность. Никогда не знаешь, что толкает человека на подобные действия. И потом, мне кажется, он слукавил. Если бы он действительно хотел покончить с жизнью, то нанес бы себе рану поглубже. А так можно подумать, что он все рассчитал заранее, чтобы получилось зрелищно, а у него был шанс выкарабкаться.
— Я понимаю, — сказала Ориан, спрятав улыбку. Я могу войти к нему?
— На десять минут, не больше. Он неразговорчив.
Она снова толкнула дверь палаты. Ладзано лежал на боку. Она обогнула кровать, пытаясь поймать его взгляд. Но Ладзано, казалось, дремал.
— Выслушайте меня, — очень тихо сказала она ему. — Мне очень жаль, мне не следовало вас задерживать. Я поступила несправедливо и ужасно сержусь на себя. Как только вы начнете ходить — врач уверяет, что это дело нескольких дней, — вы вернетесь домой свободным человеком.
Ладзано уставился на Ориан. Губы его задвигались, но звук был слишком слаб, и Ориан не разобрала, что он сказал. Она придвинула лицо поближе и попросила повторить.
— От вас очень приятно пахнет, — с трудом выговаривая слова, произнес он.
Ориан вздрогнула и поняла, что сегодня он увидел в ней женщину.
29
Дверь Орсони открыла Сюи, младшая сестра Шан. Откинув волосы рукой, она поцеловала его в горло и прижала к себе. Маленькая бирманка, казалось, потеряла самообладание.
— Это ничего, ничего страшного, — ободряюще сказал ей корсиканец. — Дядюшка Октав все устроит. А я и не такого насмотрелся во время войны, как ты знаешь. Там были предатели, и они всегда стреляли нам в спину. Любопытная следователь не сможет помешать нашему счастью!
На лице Сюи показалась улыбка. Она не все разобрача из сказанного Орсони, но поняла, что он спокоен и безмятежен, а это главное.
— Где Шан? — забеспокоился он.
