Элизабет Джордж - Прах к праху
Когда Джинни уже больше не могла оттягивать этот момент, она поднялась наверх. Но прежде она перемыла всю посуду от так и не съеденного ужина, аккуратно повесила посудное полотенце на перекладину, прикрепленную к холодильнику присосками. Вымыла плиту и собралась вытереть старую красную клеенку, служившую скатертью на кухонном столе. Отступила от стола и непроизвольно вспомнила, как он говорил, ковыряя протертую клеенку:
— Дело не в тебе, девочка. Во мне. В ней. Я хочу чего-то от нее и не знаю, и мучаюсь от того, что ты с детьми сидишь тут и ждешь моего решения и его последствий для вас. Неужели ты не понимаешь? Я не знаю, чего хочу. О, черт, Джин, не плачь. Успокойся, пожалуйста. Терпеть не могу, когда ты плачешь. — Она невольно вспомнила, как он пальцами утер ей слезы, сжал запястье, как он обнял ее за плечи, прижался губами к волосам, говоря: — Прошу тебя, пожалуйста. Не усложняй все для нас, Джин. — А вот этого она сделать не могла.
Она прогнала его образ, подметя пол. Затем вымыла раковину. Отчистила изнутри духовку. Даже сняла занавески с узором из маргариток, чтобы их выстирать. Но сейчас, поздно ночью, стирать было невозможно, поэтому она сложила занавески и оставила их на стуле, решив, что пора проведать детей.
Джинни поднималась медленно, стряхивая с себя усталость, от которой дрожали ноги. Зашла в ванную, умылась холодной водой. Сняла одежду, в которой была на работе, и надела свой зеленый домашний халат, провела пальцами по узору из переплетающихся бутонов роз и распустила волосы. Они слишком долго оставались заколотыми кверху — она убирала их от лица на время своей смены в кафе, да так и оставила, когда полиция увезла ее в Кент. Теперь же, когда она их распустила, кожу головы защипало, Джинни сморщилась, и на глазах у нее выступили слезы. Потом она присела на унитаз, просто чтобы выиграть время.
Что ей осталось им сказать? — Последние четыре года она пыталась вернуть детям их отца. Что она теперь может им сказать?
— Мы слишком долго прожили порознь, Джин, — сказал он тогда. — Мы можем спокойно развестись.
— Я была тебе верна, Кени, — ответила она. — Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя. Никогда. Ни разу в жизни.
— Я не ждал, что ты будешь хранить мне верность. Когда я отсюда ушел, я тебя об этом не просил, верно?
— Я принесла обеты, Кенни. Я сказала — «пока смерть нас не разлучит». Я сказала: буду во всем покорна тебе, буду с открытым сердцем перед тобой. И ты не можешь сказать, что я хоть что-то от тебя скрыла.
— Я этого и не говорил.
— Тогда объясни мне почему. И будь со мной честен, Кенни. Хватит этой чуши про то, что ты ищешь себя. Давай прямо к делу. Кого это ты трахаешь на стороне, что даже захотел делать это законно и благопристойно?
— Ну ладно тебе, девочка. Дело тут не в постели.
— Нет? Тогда почему у тебя покраснели уши? С кем ты теперь развлекаешься? Не с миссис ли Уайтлоу? Не с ней ли ты перепихиваешься два раза в неделю?
— Не говори глупостей, ладно?
— Мы с тобой обвенчались в церкви. И поклялись — «пока смерть нас не разлучит».
— Нам было по семнадцать лет. Люди меняются. С этим ничего не поделаешь.
— Я не меняюсь. Я была с тобой честна, Кенни. Поэтому жду от тебя такой же честности в ответ. Так с кем ты теперь спишь?
— Джин…
— Хотя я не совсем верно выражаюсь, да?
— Наша проблема вовсе не в сексе. С ним всегда все было нормально, и ты это знаешь.
— У нас трое детей. Дом. По крайней мере, был, пока не вмешалась миссис Уайтлоу.
— Мириам здесь ни при чем.
— Так она теперь Мириам? И как давно она Мириам? Она Мириам при свете или также и в темноте, когда тебе не приходится смотреть на квашню, которую ты месишь?
— Черт бы тебя побрал, Джин. Подключи мозги, а? Я не сплю с Мириам Уайтлоу. Она, черт побери, старуха.
— Тогда кто? Скажи мне. Кто?
— Ты меня не слушаешь. Дело не в сексе.
— О, ну конечно. А в чем же? Ушел в религию? Отыскал кого-то, с кем распеваешь гимны воскресным утром?
— Между нами всегда существовала некая пропасть, там, где ее не должно было быть.
— Какая пропасть? Какая?
— Ты не видишь, да? В этом-то и вся проблема. Джинни засмеялась, и собственный смех показался ей резким и нервным:
— Ты спятил, Кенни Флеминг. Да покажи мне хотя бы еще одну пару, которая имела бы хоть половину того, что было у нас, начиная с двенадцати лет.
Он покачал головой с усталостью и смирением:
— Мне больше не двенадцать лет. Мне нужно нечто большее. Мне нужна женщина, с которой я мог бы делиться всем. Ты и я… мы с тобой… в чем-то мы хорошая пара, а в чем-то — нет. И как раз в том, что имеет значение за пределами спальни.
Джинни почувствовала, что край раковины, к которой она прислонилась, впился в бок. Она выпрямилась.
— Полно мужчин, которые по горячим углям поползут, чтобы получить такую, как я.
— Знаю.
— И чем же я нехороша?
— Я не сказал, что ты нехороша,
— Ты сказал, что в чем-то мы хорошая пара, а в чем-то — нет. Как это? Объясни. Сейчас же.
— Дело в наших интересах. В том, что мы делаем. О чем заботимся. Говорим. Какие строим планы. Чего хотим от жизни.
— У нас всегда это было. Ты прекрасно это знаешь.
— Сначала — да. Но мы стали разными. Ты это видишь. Просто не хочешь признать.
— Кто говорит, что у нас все было плохо? Это она? Это миссис Уайтлоу забивает тебе голову всякой белибердой? Потому что она меня ненавидит, Кенни. Всегда ненавидела.
— Я уже сказал тебе, что дело не в Мириам.
— Она винит меня в том, что я увела тебя из школы. Она приезжала в Биллингсгейт, когда я была беременна Джимми.
— Это к делу не относится.
— Она сказала, что я разрушу твою жизнь, если мы с тобой поженимся.
— Это в прошлом. Забудь.
— Она сказала, что ты превратишься в пустое место, если я позволю тебе бросить школу.
— Она наш друг. Она просто переживала за нас.
— Наш друг, ты говоришь? Она хотела, чтобы я отдала своего ребенка. Чтобы убила его. Она желала мне смерти. И это в ней так и осталось, Кенни. Она всегда…
— Прекрати! — Он ударил по столу, и керамическая солонка в виде белого медведя полетела на пол, ударившись о ножку стола. Солонка треснула, и из нее на старый зеленый линолеум посыпалась соль, белая, словно отбеленный речной песок. — Ты ужасно заблуждаешься насчет Мириам, — сказал Кенни, подняв солонку, которая развалилась на две части у него в руках. — Она была добра ко мне. Была добра к нам. К тебе. К детям.
— Тогда скажи мне, кто для тебя лучше, чем я.
— Секс тут ни при чем. — По его тону она поняла, что он решил сказать правду. По его позе она поняла, что правда превзойдет все ее самые худшие ожидания. — Да, мы спали вместе. Но секс тут ни при чем. Все гораздо сложнее. Речь идет о желании.
