Герхард Шерфлинг - Западня на сцене
— Будь благодарна людям!..
— Так что тебе еще нужно? — оборвала она его.
— Побеседовать с тобой. О Вестхаузене, например.
— Ах, о нем, — она сразу поскучнела. — Бедолага он, судьба обошлась с ним не слишком-то милосердно. Сначала лишила любимого дела, а потом — жены.
— Знаю, знаю. Известно мне и то, что человек он слабый, безвольный, легко поддающийся влиянию, вконец издерганный… Но какого ты лично мнения о нем? Не было ли каких-нибудь странностей в его поведении, особенно в самое последнее время?
Она пожала плечами, подняв голову, посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ты ведь не считаешь, что…
— Нет, нет… А ты, как ты считаешь — способен он убить человека?
— Ни в коем случае! Но в одном я уверена: он пошел бы на самые крайние шаги, лишь бы его жена и Вондри расстались… Понимаешь, он до сих пор обожествляет ее…
Сама не зная почему, она умолкла, и краска начала понемногу заливать ее бледные щеки. Как Кристиан смотрит на нее! Неужели она сказала какую-то глупость? Она почувствовала, как все лицо горит.
— Почему ты не продолжаешь?
Нет, наверное, она ошиблась. Голос у него совершенно спокойный, ровный. Она обиженно поджала губы.
— Так в чем же дело?
— Просто я хотела сказать, что Вестхаузен простил бы Эльке все на свете, лишь бы она ушла от Вондри.
— Согласен! Но что, к примеру, мог предпринять он сам, чтобы их разлучить?
— Я тебя не понимаю.
— Ну, ты ведь сама заговорила об этом.
— Ничего определенного я не подразумевала.
— Вот как… — Маркус вздохнул. Вид у него был разочарованный. — Выходит, ничего особенного за Вестхаузеном в последнее время не наблюдалось?
— Не совсем так. — Она закурила. — Я полагала, как и большинство из нашей труппы, будто Вестхаузену об отношениях его жены с Вондри ничего не известно. Вчера, после обсуждения репетиции, когда я шла через сцену, меня обогнал Вондри. А Вестхаузен, стоявший у ассистентского пульта, посмотрел ему вслед с таким видом… с такой ненавистью и презрением, что мне сделалось не по себе. И лишь потом, на лестнице, я отчетливо поняла: Вестхаузен все знает.
— Да, верно, — кивнул Маркус. — По некоторым данным, он даже тайком выслеживал ее. Кстати, раз мы упомянули о Вондри, скажи, какого ты о нем мнения?
— Это вопрос посложнее, — Клаудиа несколько расслабилась. — Лично мы с ним практически незнакомы — разве что сидели рядом на банкетах после премьер или загородных экскурсиях труппы. Даже во время перерывов в репетициях редко общались. Он предпочитал балерин. Сам понимаешь, в театре без сплетен не обходится. Поговаривали, будто он спекулировал антиквариатом и редкими автомобилями, так называемыми «олдтаймерами». Какие-то делишки у него с осветителем Крибелем. Ходят слухи, будто тот помогает Вондри строить бунгало — и не только в качестве электрика. — Глубоко затянувшись несколько раз, загасила сигарету в пепельнице. — Ты ведь об этом бунгало упоминал по телефону?
— Что это значит — «не только в качестве электрика»?
— Стройматериалы!
— Из театра?
— Так утверждают — хотя никто их за руку не схватил.
А что, если Вечорек что-то такое заметил, и поэтому…
— Тебе бы криминалистом стать, — похвалил Маркус. — Мы тоже так подумали. — Пододвинув стул поближе, он сел на него верхом, склонил голову набок. — Как ты считаешь, Вондри умен?
— Не сказала бы. Скорее ловок, по-крестьянски хитер и дьявольски тщеславен. Мы часто подшучиваем над ним. Например, когда ему на примерку костюма требуется больше времени, чем любой из нас, женщин. И как же он потом щеголяет в этих новых одеяниях — мир, мол, не видел подобного красавца!
Маркус прикрыл глаза, помассировал подбородок.
— От кого-то я уже слышал об этом, — сказал он в раздумье. — Говорят, что он обычно уходит из театра одним из последних.
— Это правда, — она прокашлялась. — Между прочим, сегодня после обеда ко мне заходил Штейнике.
— Да? А этому что понадобилось?
Мысли его витали сейчас, казалось, далеко отсюда.
— Ну, как все, пришел с соболезнованиями… кроме того, попросил режиссерские разработки спектаклей, поставленных Эберхардом. Объяснил, что теперь их будет вести он. И довольно прозрачно намекнул, что унаследовал бы еще кое-что из принадлежавшего ранее Эберхарду.
Маркус заморгал, не сразу уловив подтекст сказанного, а когда понял, развел руками.
— А что — его можно понять.
— Прекрати!
Она была смущена и злилась на себя — зачем сказала об этом?
— Однако оставим пока Штейнике и вернемся к Вондри, — предложил Маркус. — Если я все правильно запомнил, вчера вечером, сообщив о несчастье, он последовал за тобой в трюм?
— Да.
— И Кречмар была с вами?
— Во всяком случае, я ее видела — у двери. Сколько времени Вондри пробыл вместе с вами?
— А вот этого я не могу сказать точно.
— Пожалуйста, постарайся мысленно прокрутить всю эту сцену с самого начала. Мансфельд стояла на коленях у тела твоего мужа, ты — рядом, а Кречмар у двери. Где стоял Вондри?
— У меня за спиной.
— Он что-нибудь сказал?
Клаудиа закрыла глаза, задумалась, кивнула:
— Да, он упомянул, что совсем незадолго до этого видел Эберхарда в репетиторской.
— И дальше?
— Не помню.
— Вы все заметили, что затворы люка были оттянуты. Никто ничего об этом не сказал?
Клаудиа уставилась на него, будто этот вопрос ее ошеломил.
— Да… да… теперь я припоминаю. Вондри сказал: какой, мол, идиот оттянул эти самые затворы…
Она замолчала, сведя на переносице тонкие брови.
— Ты что?
Клаудиа в нерешительности покусывала нижнюю губу. Сказать или нет? Не примет он ее за истеричку?
— Когда мы стояли там, под открытым люком… я услышала кое-что… по крайней мере, мне так почудилось…
— Что именно? Шаги наверху, на сцене?
— Нет, что-то вроде скрипа. И вскоре после этого появился Буххольц. Я еще подумала тогда, что это как-то связано с ним…
— Интересно, — пробормотал Маркус.
— Но Буххольц сразу ушел.
— А Вондри?
— Некоторое время еще оставался. И исчез незадолго до появления врача.
— Свои портфели он забрал с собой?
— Наверное… Я не обратила внимания.
— А Кречмар? Она все время оставалась внизу?
— Да. Она суетилась вокруг Мансфельд, старалась ее успокоить… А теперь ты скажи мне, когда ты в последний раз ел?
— Что… Ах, это… — Он встал, прошелся по комнате, рассеянно улыбнулся. — Днем, в гостинице.
— Я так и подумала, — Клаудиа быстро поднялась. — Пойду сделаю несколько бутербродов.
