Раймонд Чэндлер - Кровавый ветер
Глава 3
Жажда мести
У входа в подземку я купил газету. Город лихорадило. Снова подал в отставку городской судья. Большое жюри предъявило обвинения еще двоим. Всплыло на свет божий имя члена Верховного суда — эта «Морнинг Глоуб» выпячивала его фигуру весьма корректно.
И снова передо мной Джо Горгон. Фото и над ним крупно:
«ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
ОН ПРОДАВАЛ ОРЕШКИ
СЕГОДНЯ ОН ТОРГУЕТ
СУДЕЙСКИМИ КРЕСЛАМИ?»
Статья базировалась на многоаспектном исследовании истории клана Горгонов, их выдвижения на первый план, начиная с тех времен, когда Джо Горгона звали еще Горгонеткой и он только-только приобщился к трудовой деятельности в составе банды «Горилла-бридж». Его младший братишка Эдди еще бегал босиком по улицам Нью-Йорка.
Журналист ехидно цитировал и комментировал высказывание Джо Горгона о «трудностях, которые преодолел в жизни молодой Эдди», дважды привлекавшийся к суду по обвинению в убийстве и допрошенный еще по полудюжине дел, связанных с разбоем и насилием над личностью. Каким образом братская любовь Джо и продажность судей освободили Эдди от ответственности, осталось вне поля зрения газеты.
«Уголовные дела возбуждаются и глохнут, судьи приходят и уходят, а Джо Горгон попрежнему властвует в Нью-Йорке. И если брат Эдди вынужден иногда „преодолевать трудности“, то на брата Джо не падает и тени подозрения. Ни разу в жизни не побывал он в тюремной камере, где ему, собственно, и надлежит находиться».
Это заглавная статья. Я просмотрел остальные. Еще одна вызвала в памяти бахвальство Эдди: «Обратись к лику горгоны и умри!»
«УБИЙСТВО В ИСТ-САЙДЕ
НАПОМИНАЕТ СТИЛЬ БРАТЬЕВ ГОРГОН»
Репортер дал волю воображению и скомпоновал весьма складную версию событий. Он сослался на статью обозревателя, в которой выводился древний герой Персей из бессмертной саги Хоторна,[3] победитель горгоны Медузы. Посланный коварным властителем за головой одной из сестер-горгон, он предстал перед крылатым чудовищем с когтями из бронзы и змеями вместо волос. В статье братья образно описывались как чудовища с когтями из преступно добытого золота. Змей им заменили гангстеры и продажные чиновники. Взгляд мифологического монстра обращал людей в камень — или убивал.
Эдди Горгон, продолжала статья, пристально вглядывался в Бутча Фицджеральда перед тем, как его застрелили на Деланси-стрит. Хотя младший Горгон представил неопровержимое алиби — он якобы посещал друзей в Нью-Бедфорде, Массачусетс, — в компетентных кругах мало кто сомневался, что убийство это — дело его рук. И возможно, вопреки железному алиби, не только в переносном смысле. Памятуя, что античный миф и сага Хоторна рассказывают о трех горгонах, газетчик не обошел вниманием и третьего брата. Профессор Микеле Горгон принял репортера в окружении книг своей библиотеки, среди первых оттисков, возбуждающих зависть как любителей, так и экспертов. Профессор Горгон не выказал восхищения сомнительной славой его имени, которой он обязан своим братьям. Известно также, что и Джо, и Эдди редко появлялись в роскошной квартире скромного ученого на Парк-авеню.
«Странным покажется предположение, что обходительный, обаятельный, образованный любитель искусства управляет своими братьями, как марионетками. Однако личность мистера Джозефа Горгона, несмотря на внешний лоск, не кажется достаточно развитой для принятия решений политического уровня. Совершенно очевидно, что он недалеко ушел от своего прошлого в банде „горилл“», — заключала газета.
Все это я, конечно, слышал и ранее. Но прочитал впервые. И обратил внимание на энергичность натиска журналистов. Братцы обрисованы очень выпукло. Я иной раз отмечаю, что преступная братия напоминает детишек. Они тянут руки ко всему, что им нравится, что привлекает. Взять хотя бы миф о сестрицах-горгонах. Эдди в милой беседе со мной ясно давал понять, что взгляд Горгона означает смерть. А взглядом своим он меня проткнул насквозь не один раз. Но Персей неплохо владел мечом, а у меня всегда под рукой мой сорок четвертый. В умелых руках не хуже, чем щит и меч, кинжал, лук и стрелы. Пуля погасит любой взгляд, даже горгоны. Сложив газету, я вышел на перрон.
Клиента своего я встретил. Точнее, он встретил меня на выходе из подземки.
— Рэйс Вильямс… — Из-под полей серой фетровой шляпы на меня устремился уверенный взгляд. Я всмотрелся в его лицо и не узнал. Точнее, и узнал, и не узнал. Знакомое лицо. Обветренное, глаза холодные, но честные. Возраст — около сорока пяти. Челюсть бойца. Не задиры, но серьезного, стойкого бойца. Такой не станет вилять и маневрировать.
Речь его под стать первому впечатлению от внешности.
— Вам, конечно, не сказали, кто я. Если узнали меня, забудьте. Расспросов о вашей квалификации не будет. Предпочитаю доверять собственным глазам и опыту. Останусь в дураках — сам виноват, не на кого валить. Работа оплачена, по окончании о ней тоже забудьте. Вас устраивает?
— Вполне.
Я так и не смог определиться, кто это. Фото в газете?
Он подвел меня к автомобилю, распахнул дверцу:
— Прошу. Я за рулем. Следите за возможным хвостом.
— Понял.
— Вы не слишком разговорчивы.
— Ваша музыка…
— Да, вы правы. Моя музыка. Моя игра. Мой рэкет, как говорят наши друзья. — Он чуть повернул голову в мою сторону. — Сегодня в ваших руках окажется жизнь человека. Может быть, жизнь и честь многих людей. Как вы к этому отнесетесь?
Мне не понравилось, как он отнесся ко мне. Он обращался со мной, как с безмозглым придатком к стволу, каким любили меня изображать газеты.
— Слишком много пытаетесь купить за пять сотен баксов.
Машина рванулась с места и сразу свернула за угол.
— Если бы честь человека продавалась, нужной суммы все равно не наскрести. — Пауза. — Я не пытаюсь купить ваше молчание, мистер Вильямс. Оно, по моему разумению, не предмет торговли. Я плачу за то, что продается. Плачу за ваше время. За вашу компетенцию. Действую исходя из здравого смысла и характера, а не Из возможностей банковского счета. Признаю, что обратился к вам, выслушав мнение третьего лица.
— Рудольфа Майера, — улыбнулся я.
Он тоже улыбнулся. Неласково.
— Вы в это верите?
— Майер сказал.
— Все верно. Я его в этом заверил.
Он прижал машину к кованой решетке больницы Сент… В общем, остановился у одного из известных в городе лечебных учреждений. Мы вышли и направились к калитке.
Длинный тускло освещенный коридор привел нас к лестнице. Мы прошли мимо лифта и поднялись на второй этаж по лестнице. Еще коридор, такой же длинный и такой же сумрачный, в конце темный занавес, за которым у приоткрытой двери сидит… сидел мужчина. Когда мы вошли, мужчина уже стоял лицом к нам, и в руке его готово было появиться увесистое огнестрельное приспособление.
