Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
— Да уж. Недоброе у твоей Мины воображение. И язычок ему под стать. А ты уверена, что это она так сказала, а не ты сама за нее додумала?
— Олстон несколько раз упомянул, какая Мина была проницательная, как хорошо разбиралась в людях и характерах, особенно в не самых лучших их проявлениях. Но он также говорил, что она никому ничего не рассказывала. — Шарлотта потянулась наконец за чайником. — Я все-таки думаю, этот вариант менее вероятный. О другой возможности рассказывала сама Мина. И рассказывала с удовольствием, смакуя, как будто знала что-то. — Она налила воды в заварочный чайник, накрыла его крышкой, отнесла к столу и поставила на оловянную подставку. — Это касается смерти Отилии Чаррингтон, внезапной и необъяснимой. На здоровье она не жаловалась, а потом вдруг семья возвращается из деревни и объявляет, что она умерла. Вот так, ни с того, ни с сего! Никто не сказал, из-за чего она умерла, никто не пригласил на похороны, и с тех пор о ней вообще никто не вспоминает. Мина, наверно, намекнула, что дело связано с чем-то постыдным, возможно, с неудачным абортом? — Она поежилась, подумав о Джемайме, спящей наверху, в розовой кроватке. — Или ее убил любовник? Или это случилось в каком-то неподобающем месте, вроде борделя? А может, она сама сделала что-то такое ужасное, что ее убили свои же родные!
Питт посмотрел на нее задумчиво, но молча.
Шарлотта налила чай и подала ему чашку.
— Знаю, жестоко. И поверить трудно. Но ведь с убийствами, по-моему, всегда так бывает. Всегда верится с трудом, пока кого-то не убивают. А Мину убили, так ведь? Ты же знаешь теперь, что она себя не убивала.
— Не убивала. — Питт отхлебнул чаю и обжегся — пальцы еще не отошли от холода и не почувствовали, какая горячая чашка. — При вскрытии в желудке нашли ликер, и я думаю, что яд в него добавил кто-то другой. В спальне у нее нашли пустую бутылку с осадком и стакан. То, что Мина выпила тогда, когда выпила, cordial wine, дело случая, и сколько бутылка там простояла, сказать невозможно. И поставить ее туда мог кто угодно и когда угодно.
— Нет, если ей хотели закрыть рот, — заметила Шарлотта. — Если ты кого-то боишься, то и убрать его хочешь поскорее, пока он не заговорил. Томас, я считаю, что Любопытным Томом была Мина. И чем больше думаю, тем больше в этой мысли укрепляюсь. Она слишком увлеклась подглядыванием и в какой-то момент увидела то, что стоило ей жизни. — Шарлотта посмотрела на свою чашку с вихрящейся над чаем змейкой пара. — Интересно… Те, кого убивают, обычно не очень приятные люди. Есть в них что-то, какой-то изъян, который как будто сам накликает убийство. Я, конечно, имею в виду не тех, кого убивают из-за денег. Взять хотя бы трагических героев Шекспира — достаточно одного-единственного душевного порока, чтобы замарать все остальное, вовсе не обязательно плохое. — Она размешала чай, хотя сахар в него не положила. Пар сгустился. — Любопытство убило кошку. Если бы Мина не стремилась все обо всех узнать… Интересно, знала ли она про Поля Аларика и мамин медальон?
Странно, что Шарлотта как будто и не боялась. Кэролайн вела себя глупо, но ни злобы, ни страха в ней не было, и убивать бы она не стала. У Аларика таких причин тоже не было.
Томас вскинул голову, и Шарлотта с опозданием поняла, что еще ни разу не назвала при муже это имя. Конечно, забыть его после событий на Парагон-уок Питт не мог. Одно время Аларика подозревали в убийстве… и даже того хуже!
— Аларик? — медленно произнес Питт, всматриваясь в ее лицо.
Шарлотта почувствовала, что краснеет, и ужасно разозлилась. Это же Кэролайн вела себя глупо, а она, Шарлотта, ничего предосудительного не совершила.
— Мсье Аларик — тот самый мужчина, портрет которого спрятан в мамином медальоне, — сказала она, глядя Питту в глаза и занимая оборонительную позицию. Но глаза у мужа были такие чистые, такие мудрые, что она отвернулась, еще раз размешала свой несладкий чай и небрежно спросила: — А я разве не сказала?
— Нет. — Шарлотта знала, он не спускает с нее глаз. — Не сказала.
— О… — Взгляд ее как будто зацепился за чашку. — Ну так вот, говорю.
Какое-то время оба молчали.
— Ну так вот, — сказал наконец Томас. — Медальон мы не нашли. Из украденного вообще-то ничего не нашли. И если Мина следила за людьми, если воровала ради удовлетворения болезненной потребности знать о других, обладать чем-то, что принадлежало другим, то… — Он поежился. Вздохнул. — Так ты это хочешь сказать? Что она ненормальная? Извращенка?
— Наверное.
Питт снова пригубил чаю.
— Есть и еще одна возможность. Может быть, она знала, кто вор.
— Трагично и нелепо! — с внезапной злостью воскликнула Шарлотта. — Умереть из-за какой-то мелочи вроде медальона или крючка!..
— Многие умирали и из-за меньшего. — Питт думал о трущобах с их нищетой и нуждой. — Кто-то из-за шиллинга, кто-то случайно, из-за того, чего у него не было; кто-то из-за чьей-то ошибки…
Шарлотта отпила чаю.
— Будешь продолжать расследование?
— Выбирать не приходится. Посмотрю, что можно узнать об Отилии Чаррингтон. Бедняжка! Терпеть не могу копаться в чужих трагедиях. Мало того что люди потеряли дочь, так тут еще полиция лезет — ворошит грязное белье, разглядывает под лупой любовь и ненависть… Кому понравится, что его так изучают!
Но на следующий день необходимость продолжать расследование стала для Томаса очевидной. Если Шарлотта права и Мина действительно подглядывала за людьми и собирала информацию, то вполне вероятно, что именно из-за этой информации ее и убили. Ему доводилось слышать о людях внешне вполне нормальных, даже респектабельных, которыми двигало неодолимое стремление следить за другими, подглядывать, копаться в чужих вещах, сдвигать шторы, открывать и читать чужие письма и подслушивать под дверью. Одних из-за этого боялись, других недолюбливали, некоторые попадали за решетку. Рано или поздно это неизбежно вело к убийству.
Питт не мог просто так, ни с чего взять и заявиться к Чаррингтонам. И расспрашивать их об умершей давно дочери он тоже не мог, не имея на то веских оснований. Говорить же о каких-то подозрениях было явно преждевременно, потому что они могли обернуться клеветой, а то и кое-чем похуже. В любом случае с тем, что у него было, они имели право и не отвечать на его вопросы.
Вместо Чаррингтонов Томас отправился к Малгру. Доктор обслуживал едва ли не все семьи на Рутленд-плейс, и если он даже не знал лично Отилию, то наверняка мог назвать того, к кому стоило обратиться.
— Мерзкий день! — бодро приветствовал его Малгру. — За мной должок — пара носовых платков. Премного благодарен. Поступок истинного джентльмена. Вы как? Проходите, обсушитесь. — Он повел Питта по коридору. — Улица — это как река. Или, лучше сказать, сточная канава. Что сегодня? Не заболели? От простуды, знаете ли, лекарства нет. Как и от радикулита. От этого никто не лечит. А если кто и лечит, то я таких не встречал.
