Джон Карр - Отравление в шутку
— Не желаю видеть никаких карточных фокусов! Я спросил вас…
Лицо Росситера выражало сомнение.
— Вы уверены, что не хотите видеть Джека-который-по-терял-свой-ключ-возвращаясь-из-пивной и то, как он оказался на верху колоды?.. Ну а миссис Куэйл хотела. — Он задумчиво добавил: — И она единственная позволила мне исполнить сцены из Шекспира. Я ведь воображал себя актером. Видели бы вы моего Шейлока! И моего Гамлета — особенно в сцене с Призраком. Мой Лир также удостоился похвал, хотя впечатление ослабила необходимость часто снимать фальшивую бороду, чтобы вытащить волосы изо рта. Временами это заставляло публику сомневаться, играю я короля Лира или Шерлока Холмса. Мой Отелло с помощью жженой пробки…
— Я не желаю слышать о вашем Отелло! — в отчаянии прервал его коронер. — Я хочу знать, чем вы занимаетесь… Прекратите! — закричал он, видя, что Росситер собирается произнести очередную речь. — Я не желаю, чтобы вы совали всюду свой нос, понятно? Полагаю, вы слышали все, что я говорил о миссис Туиллс?
— Ну, если вы настаиваете на разговоре об этом чертовом деле… Да, я вас слышал. — Росситер печально покачал головой. — Все это чепуха, сэр. Очень сожалею, но это так. Чепуха.
Коронер приготовился достойно ответить, когда увидел, что дверь открылась, и застыл, как терьер на натянутом поводке. Росситер поднялся, посыпая ковер сигаретным пеплом, — при виде судьи Куэйла он явно смутился.
— Добрый день, джентльмены, — поздоровался судья. — Добрый день, мистер Росситер. Моя дочь сообщила мне, что вы здесь.
Он говорил с мрачной вежливостью — почти чересчур вежливо. В нем ощущались суховатая настороженность и в то же время какое-то странное безумное веселье. Вспоминая следы уколов на его предплечье, я подумал, что знаю причину. Его лицо было чисто выбрито, длинные волосы аккуратно причесаны, он надел лучший черный костюм с черным галстуком-бабочкой и невероятно высоким воротником. Судья был почти таким же высоким, как Росситер. Когда они обменивались рукопожатиями, невольно бросался в глаза контраст чопорных манер и проницательного взгляда судьи с неловкостью и смущением молодого англичанина. Отвесив нам поклон, судья сел за стол.
— Итак, джентльмены, — продолжал он, прочистив горло. Это был голос из прошлого — уверенный, властный, звучный, совсем не тот, что я слышал вчера вечером. — Мистер Сарджент сказал, что у вас есть еще вопросы ко мне. Счастлив сообщить, что чувствую себя гораздо лучше и полностью к вашим услугам.
— Отлично, судья. — Сарджент шагнул в комнату и закрыл дверь.
Наступило молчание.
— Ну? — слегка нетерпеливо осведомился судья.
— У вас имеются другие идеи по этому поводу? — спросил коронер. — Мы думали, что когда ваш ум прояснится…
— Думаю, сегодня утром он прояснился достаточно.
— Мы хотели спросить вас, судья, — снова заговорил Сарджент, — оставил ли доктор Туиллс завещание?
— Да. Я сам составлял его.
— Где оно теперь?
— В распоряжении моего сына Мэттью — в сейфе его офиса.
— Не возражаете сообщить нам условия завещания?
Веки судьи Куэйла слегка опустились. Он склонил голову набок знакомым движением.
— Отвечать на этот вопрос для меня не слишком этично, мистер Сарджент. Однако, поскольку доктор Туиллс никогда не делал секрета из этих условий, а нынешние обстоятельства весьма необычны… — Он пожал плечами. — Помимо нескольких небольших сумм, все состояние завещано моей дочери Клариссе. У него не осталось родственников, кроме двух тетушек во Флориде, которые обладают собственным капиталом.
— Значит, прочие суммы незначительны?
— Безусловно, не настолько значительны, чтобы побудить к убийству, мистер Сарджент. В любом случае они не завещаны никому из членов моей семьи.
— Доктор Туиллс был состоятельным человеком?
— Думаю, да. — Судья немного поколебался. — Но сейчас я не могу дать точный ответ. Мой сын Мэттью, несомненно, сумеет это сделать — он вел финансовые дела доктора. Мой зять унаследовал свои деньги, и они его не слишком интересовали.
— Следовательно, ваш сын пользовался правами поверенного?
— Да. — Судья не проявлял раздражения, но его пальцы начали постукивать по краю стола. — Как я сказал, вы должны обратиться к Мэттью. Я так долго занимался литературной деятельностью, что потерял контакт…
Сарджент глубоко вздохнул и подошел ближе.
— Кстати, о литературной деятельности, судья, — осторожно произнес он. — Насколько я понимаю, вы написали книгу и хотели показать рукопись мистеру Марлу?
Презрительное выражение, которое судья демонстрировал этим утром, говоря с Сарджентом, вернулось на короткое время.
— Это правда. Но я не понимаю, как это может интересовать вас, мистер Сарджент.
Ответ звучал учтиво, но, тем не менее, был подобен удару хлыстом. Впервые — один Бог знает почему — ему удалось по-настоящему разозлить окружного детектива. Сарджент подождал, пока сможет говорить спокойно.
— Все же это интересует меня, судья. Я иногда читаю книги. Когда вы ее закончили?
— Вам это необходимо знать?
— Да. — Светлые глаза Сарджента прищурились.
— Моя дочь Мэри отпечатала окончательный вариант последней главы два или три дня назад, — с иронической усмешкой ответил судья Куэйл. — Если вас это так интересует, мистер Сарджент, позвольте показать его вам.
Он выдвинул ящик стола.
Мы молча склонились вперед, и судья, должно быть, почувствовал напряжение. Но он не поднял голову, и мы слышали, как его руки шарят среди бумаг с шорохом, как змеи в траве. В библиотеке темнело. Горы за окнами стали пурпурными. На заправочной станции мерцали огни. Было так тихо, что до нас доносились звуки автомобилей, мчавшихся по шоссе.
Руки судьи продолжали машинально перебирать бумаги, хотя он уже закончил поиски и сидел, склонив голову, так что мы не могли видеть его лицо.
Молчание становилось невыносимым. Наконец руки прекратили шуршать бумагами и безвольно опустились. Голос Сарджента прозвучал в тишине слишком громко:
— Возможно, вы положили рукопись в другое место, судья.
— Чепуха и вздор! — фыркнул Рид. — Вы можете все написать заново.
Судья Куэйл неожиданно поднялся. Его руки сделали быстрый яростный жест и опустились вновь. Он стоял неподвижно на фоне темнеющего окна — силуэт без лица.
Чей-то стул скрипнул. Долговязая фигура медленно двинулась от стола к двери и словно нехотя повернулась. Невидящий взгляд устремился на горы.
— Боюсь, вы не понимаете, джентльмены, — заговорил судья хриплым, но спокойным голосом. — Меня не волнует пропажа рукописи. — Он повернулся спиной к нам и взялся за дверную ручку. — Но они, должно быть… очень сильно ненавидят меня.
