Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда
Высказаться за вас, старший инспектор, я не могу, но я потею, а не покрываюсь испариной.
– Ну-ну-ну. Значит, недаром говорится, нет ничего страннее простолюдия.
Дон, одетый в енотовую куртку, вызвавшую небольшую сенсацию, когда он в первый раз переступил порог Ффолкс-Мэнора, недоуменно обернулся к инспектору:
– Чего-чего, сэр?
– А?
– Извините, до меня не дошло, что вы сейчас сказали.
– Что я сейчас сказал? А, да, разумеется. Ну, неудивительно, что до вас не дошло. Это стариннейшее присловье. Можете поставить свой последний доллар, что восходит оно к Чосеру, ну, как вроде бы и все старинные присловья. Даже неприличные. «Нет ничего страннее простолюдия» – это значит, что в мире нет ничего более странного, чем просто люди.
– Понятно. Ну, то, что мисс Маунт предпочитает холод жаре?
– Вот именно. Сам я люблю солнце. С женой – упокой Господь ее душу – я каждый август ездил в Торбей. Я прямо пропитываюсь им. А вы как?
– Ага, я тоже. Но, понимаете, я же из Калифорнии.
– Из Калифорнии? Неужели?
– Угу. Лос-Анджелес. Приятный городок. Полным-полно апельсиновых рощ и киностудий. Бывали там когда-нибудь?
– Дальше Дьеппа я нигде не бывал. Однодневная экскурсия. Так и не понял, что толку в таких затеях.
– Вы, мисс Маунт?
– Эвадна, милый. Пожалуйста, называйте меня Эвадной.
– Эвадна.
– Не так уж трудно, правда? – сказала она нежно. – Ну а теперь – что вам хотелось узнать?
– Лос-Анджелес. Вы его когда-нибудь посещали?
– Нет, ни разу. Хотя действие одного из моих «Ищи убийцу!» я поместила там. Напиталась этим местом, читая Дэшила Хэммета. Вы знакомы с его книгами? Не в моем вкусе, как вы можете догадаться, но свой материал он знает, этого у него не отнять.
Последовавшая пауза возникла вовсе не из-за нежелания Дона осведомиться о сюжете данного «Ищи убийцу!», но из-за его естественной уверенности, что précis[11] этого сюжета воспоследует независимо, попросит он об этом или нет.
Однако против обыкновения précis не воспоследовал, и в конце концов он сказал:
– Интересно бы послушать, о чем он. То есть ваш «Ищи убийцу!».
– Ну-у-у, не знаю, – сказала Эвадна Маунт, косясь на инспектора. – У меня сложилось четкое впечатление, что наш друг из Скотленд-Ярда считает, будто я чуточку самовозвеличиваюсь всякий раз, когда говорю о моих произведениях.
– Ну, пожалуйста, не обращайте на меня внимания, – сказал Трабшо, хлопая руками в перчатках и широко шагая по снегу. – Ведь раньше не обращали. К тому же это поможет скоротать время.
– Будь по-вашему, – сказала она, не дожидаясь дальнейших поощрений. – Ну, роман назывался «Незеркальное убийство», и центральный персонаж в нем – одряхлевшая свихнутая звезда немого кино, прототипом которой отчасти послужила Теда Бара, ну, вы помните – коронная роль в «Жил дурак», помните? Нет, безусловно, не вы, Дон, вы для этого слишком молоды, но она, уж конечно, заставляла трепетать сердце в мужественной юной груди нашего инспектора.
– Наверное, вам нелегко было создать НЕМОЙ персонаж? – не без ехидства вставил Трашо, не сбившись с шага.
– Эта кинозвезда, – продолжала она, не поддавшись на провокацию, – живет полной затворницей внутри восхитительно скрипучего особняка в Бель-Эйр, где общество ей составляет только ее страдающий недержанием пекинес. Не в силах более видеть зловещие признаки своего физического старения, она распорядилась, чтобы все зеркала в доме были повернуты стеклом к стене, и даже наняла приходящую уборщицу, чтобы та ежедневно следила, есть ли пыль на мебели. Однако не с той целью, как вы полагаете. На самом деле обязанности уборщицы состоят в том, чтобы добавлять пыли на все лакированные, металлические и тому подобные поверхности, в которых случайно могло бы отразиться лицо ее хозяйки.
Суть же в том, что она совсем на мели, и никто уже не помнит, сколько лет. Но в Голливуде всем известно, что одну свою драгоценность она никогда не закладывала: легендарный рубин, который в незапамятные времена ей преподнес магараджа Удайпура.
Затем в одно прекрасное утро уборщица обнаруживает ее, зверски убитую. Она звонит в полицию, которой не удается отыскать даже намека на рубин, и единственным указанием на личность убийцы служат буквы ЛАПД, которые актриса сумела нацарапать на стене своей спальни, прежде чем испустить дух.
Естественно, возникает подозрение, что она пыталась «ткнуть пальцем», как выразился бы Хэммет, в какого-то члена самого ЛАПД – то есть Лос-Анджелесского полицейского департамента. То есть пока там случайно не оказывается Алекса Бэддели. Присматриваясь, приглядываясь, в обычной своей манере, она истолковывает эти четыре буквы как неудавшуюся попытку умирающей сокращенно указать на пекинеса, которого она обычно называла «лапочка-деточка», и в конце концов Алекса обнаруживает рубин внутри дешевой броши-камеи, приколотой к ошейнику пекинеса.
– Ух ты! Bay, до чего здорово! – сказал Дон. – Я его прочитаю просто взахлеб.
Трабшо сложил ладони ковшиком и подул в них.
– Не пойму, зачем, черт подери, – сказал он. – Ведь вам уже подали на блюдечке весь сюжет.
– Не торопитесь, старший инспектор, не торопитесь, – ехидно вмешалась Эвадна Маунт. – Заметьте, я ведь не назвала настоящего убийцу.
– Пша, тут голову ломать не над чем. Уборщица, кто же еще?
Писательница испустила торжествующий вопль.
– Ха! Именно так, по моим расчетам, и должны были подумать читатели. На самом же деле убийцей все-таки оказывается полицейский, «скурвившийся коп», как их называют янки. Двойной виток, понимаете? Буквы ЛАПД означали именно то, о чем сперва подумали все, и никакого отношения к пекинесу не имели. В предсмертных судорогах кинозвезда из последних сил действительно старалась назвать своего убийцу. Таким образом, даже когда Алекса Бэддели допускает промашку, она ее не допускает! Эге, Трабшо, что вы скажете на это? Трабшо? Вы слушаете?
Удивившись, что ответа не последовало, она внезапно осознала, что старший инспектор отстал от нее на несколько шагов и внезапно остановился. Изогнув ладонь надо лбом, почти мистически точно повторив жест, за час до того сделанный полковником, он пытался различить кого-то или что-то в отдалении.
Воцарилось зловещее молчание. Остальные старались разглядеть, что именно могло привлечь внимание старшего инспектора. Сперва – ничего. Затем среди беспокойной игры теней из снега возникло нечто темное и бесформенное, будто куча изношенной одежды, бесцеремонно выброшенной в никуда, в самую его середину. И едва взгляд охватывал контуры этого бугра, как его неумолимо притягивал другой бугор, поменьше, чуть в стороне.
