Джорджетта Хейер - Предательский кинжал
Мод выразила готовность последовать этому плану, но Мотисфонт, который только притворялся, что ест, сказал очень значительно:
— Какая самоуверенность! Будем надеяться, что кто-то не разочаруется.
Стивен показал свои восхитительные зубы в крайне неприветливой улыбке.
— Это вы про меня?
Мотисфонт пожал плечами.
— Ну, если шапка горит!..
— Бога ради, Эдгар! — вмешался Джозеф. — Если кто и имеет право возражать против того, что Стивен взял ответственность на себя, так это я!
— Ну, если бы я был на вашем месте, я бы ни минуты не мирился с этим.
Джозеф сделал попытку улыбнуться Стивену.
— А, ну я же не такой умный, деловой человек, как вы, Эдгар! Я всего лишь забывчивый, старый актер — я осмелюсь претендовать на этот титул — и Стивен знает, как я ему благодарен за то, что он делает.
Паула, в сердитой рассеянности щипавшая булочку, предотвратила оскорбительный ответ, который, чувствовалось, вертелся на языке у Стивена, внезапно спросив:
— Сколько будут утверждать завещание?
Все были потрясены этим вопросом, и, поскольку никто не собирался отвечать ей, Джозеф сказал:
— Дорогая моя, боюсь, никто пока не думал о подобных вещах.
Паула бросила на него один из своих насмешливых нетерпеливых взглядов.
— А я думаю. Если дядя Нат оставил мне те деньги, о которых всегда говорил, я поставлю "Горечь полыни".
Ройдон вспыхнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Валерия сказала, что обязательно посмотрит пьесу. Она добавила, что, по ее мнению, постановка должна быть превосходной. Матильда про себя надеялась, что эта похвала в некотором смысле компенсирует Ройдону заметный недостаток интереса со стороны всех остальных. Она поднялась из-за стола и направилась в библиотеку выкурить сигарету.
К ее досаде, здесь к ней присоединился Мотисфонт, который, ни к кому не обращаясь, заметил, что ему так недостает утренней газеты, и начал ходить по комнате, теребя шнуры от занавесок, спичечные коробки, шторы — все, что ни попадалось под его беспокойные руки.
Через несколько минут Матильда отложила книгу.
— Вы кажетесь взволнованным, мистер Мотисфонт.
— А кто нет? — спросил он, подходя к камину. — Не понимаю, как вы можете жить, как будто ничего не произошло! Вдобавок ко всему, поведение Стивена…
— О, Стивен! — сказала она. — Вы должны бы уже знать его!
— Невоспитанный молокосос! — пробормотал он. — Взять все в свои руки, даже не сказав "с вашего позволения". Я назвал бы это навязчивым! И зачем, спрашивается, тащить сюда поверенного Ната в Рождество, один Бог знает! Хочет прибрать к рукам завещание Ната. Неприлично!
— Поверенный должен приехать немедленно, — ответила она довольно резко. — В любом случае полиция должна будет просмотреть бумаги Ната.
Матильде показалось, что Мотисфонт слегка нахмурился, услышав ее слова.
— Скорее всего, они ничего не найдут.
— Кто знает, — сказала Матильда.
— Все знают, что Нат был вспыльчивым старым… вспыльчивым человеком, который говорил много того, чего вовсе не имел в виду. Я, например, ссорился с ним сотни раз! И всегда все рассеивалось. Этого полиция и не понимает. Они будут привязываться к тому, что никак не связано с убийством, и попытаются состряпать дело против несчастных, которые не имеют к этому преступлению никакого отношения.
Матильда сильно подозревала, что несчастный, которого он имел в виду, это он сам.
— О, я не думаю, что будет именно так! — сказала она успокаивающим тоном. — В конце концов, они уже должны были понять, что Нат ссорился со всеми.
— Да, но… — Мотисфонт остановился, покраснел, снял очки и начал протирать их. — Я не высокого мнения о том инспекторе, который был здесь вчера ночью. Глупец, лишенный воображения. И очень напористый. Как вы относитесь к тому, что он запер комнату Ната? Как будто кто-нибудь из нас мог помыслить о том, чтобы прикоснуться к его вещам! Абсолютно необоснованно! Чистый формализм!
Матильда уже поняла, что существует некий документ, который Мотисфонт хотел бы заполучить. Она пробормотала в ответ что-то неопределенное. Появление Ройдона освободило ее от необходимости поддерживать этот трудный диалог.
Эдгар Мотисфонт посмотрел на него отчаянным взглядом, но Ройдон пришел в библиотеку в поисках Матильды и не обратил на него внимания.
— А, вот вы где, мисс Клар! Вы действительно собираетесь в церковь?
— Да, — твердо сказала Матильда.
— Могу я сказать вам несколько слов перед тем, как вы уйдете? Это не важно, я имею в виду, не в них дело, но мне все же хотелось бы.
Матильда рассудила, что страх пагубно сказался на способности мистера Ройдона ясно выражаться.
— Хорошо, если только это не касается убийства, — сказала она.
— Нет, нет, ничего подобного! — заверил он.
— Наверное, мне надо выйти? — сказал Мотисфонт.
Ройдон не очень убедительно запротестовал, но Мотисфонт с коротким смешком ответил, что понимает намеки, и вышел из комнаты.
— Так что? — сказала Матильда.
— Ничего особенного, но вы так внимательно отнеслись к моей работе, что я хотел сказать вам: я подумал над вашими словами и пришел к выводу, что вы правы. Либо "Горечь полыни" достаточно хороша, что сама говорит за себя, либо ее надо бросить в печку. Думаю, вы слышали, Паула сказала, что поставит ее. Ну вот, я не позволю ей. Сама идея добиться финансовой поддержки была неправильной.
— Понимаю, — сказала Матильда, ее голос был более чем холоден.
— Я почувствовал, что хочу сказать вам об этом.
— Да, понимаю.
— Конечно, Паула ничего не понимает. Она так хочет сыграть эту роль. На самом деле даже мысль о том, чтобы обратиться за помощью к мистеру Хериарду, была не моя, а ее. Мне не нужно было позволять ей уговорить меня. Мне эта идея всегда не нравилась, а когда вы сказали то, что сказали, я решил, что не буду ни у кого одалживаться. Паула еще видит все не в том свете. Конечно, с ее стороны очень великодушно, но…
— Но в равной степени и смущает, — подсказала Матильда.
— О, не совсем так! Просто я подумал, может быть, вы в состоянии помочь ей понять мою точку зрения. Я хочу сказать, если она будет говорить с вами на эту тему.
— Я считаю, — сказала Матильда, вынимая окурок сигареты из мундштука и бросая его в огонь, — что она вполне в состоянии оценить вашу точку зрения без моей помощи.
Ройдон внимательно, но зло посмотрел на Матильду. Она спокойно встретила его вызывающий взгляд, и он скоро отвел глаза и, запинаясь, сказал:
— Понимаете, она крайне болезненно относится к пьесе. Мне трудно ей что-нибудь доказать.
