Найо Марш - Пение под покровом ночи
Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», — поставил диагноз Тим.
— Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, — заметил как-то Аллейн. — Не надо все сваливать на тропики.
— Однако они его явно обострили, — устало заметил отец Джордан. — Вам известно о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?
— Из-за чего?
— Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.
— Он отчасти прав, — сказал Тим. — Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.
— Они воняют гнилым навозом.
— Ладно, господа, вернемся к нашему делу, — подал голос Аллейн. — К нашему весьма неприятному делу.
После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали план действий. С наступлением сумерек каждый брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что избирает своим объектом Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.
— Я ее побаиваюсь, — признался он. — Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.
— К тому же она имеет на вас виды, — заметил Тим и подморгнул Аллейну. — Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.
— В таком случае вам придется взять на себя двоих, — сказал Аллейн отцу Джордану. — Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа и…
— …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.
— Как по-вашему, что с ней происходит?
— Мне кажется, несчастья мисс Эббот не имеют ни малейшего отношения к нашему делу, — с отсутствующим видом сказал отец Джордан.
— Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.
— Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?
— Нет, она была зрителем.
Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.
— Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.
— Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? — спросил Тим.
— По крайней мере, это полней объясняет ее странную реакцию на ту передачу.
Воцарилось молчание.
— А чем она занимается? — поинтересовался Тим. — Она где-нибудь служит?
— Мисс Эббот служит в музыкальном издательстве, — пояснил отец Джордан. — Она большой знаток ранней церковной музыки, главным образом грегорианских песнопений.
— Надеюсь, она с ее голосом не поет, — вырвалось у Тима.
— Напротив, поет. И очень приятным голосом, — сказал Аллейн. — Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Лас-Пальмаса.
— У нее самый что ни на есть необычный голос, — пояснил отец Джордан. — Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я тоже там был и мне довелось познакомиться с мисс Эббот. Коллеги относятся к ней с большим уважением.
— Однако мисс Эббот в настоящий момент нас не интересует, — решительным тоном сказал Аллейн. — Солнце садится, а значит пора на вахту.
В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства.
Моя дорогая! Ты только послушай — я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…
Тринадцатого вечером, когда пассажиры собрались в салоне за кофе, Обин Дейл неожиданно объявил, что решил устроить в своих покоях вечеринку. Там стояла радиола, поэтому он пообещал прокрутить на ней кое-какие из собственных дисков.
— Приглашаются все, — сказал он и сделал широкий жест зажатым в руке стаканом с бренди. — Никаких отговорок не принимаю.
Отказаться и в самом деле было невозможно, хотя у мистера Мэрримена, да и у Тима был такой вид, будто им очень хочется это сделать.
«Покои» Дейла оказались великолепны. Все стены были увешаны фотографиями дейловской «крошки» с ее подписями и других телезвезд. Тут же висела фотография самого Дейла, изогнувшегося в подобострастном поклоне перед самой большой звездой. Дейл показал свои сувениры; среди них сигареты с монограммой — подарок турецкого хана, который, как пояснил хозяин, изобразив на своей физиономии уныние, является одним из самых пылких его поклонников. И тут же рекой полились всевозможные вина и даже более крепкие напитки. Мистеру Макангусу достался бокал с подвохом, из которого все содержимое вылилось ему прямо на подбородок, что он воспринял вполне безропотно, хотя и не был в восторге, в отличие от капитана, миссис Диллинтон-Блик и супругов Кадди. Обин Дейл извинился с видом напроказившего мальчишки и тут же великолепно сымитировал кое-кого из своих знаменитых друзей. Потом они прослушали четыре пластинки, после чего почти всех гостей сморила тропическая дремота. Первой откланялась мисс Эббот, за ней последовали остальные, кроме миссис Диллинтон-Блик и капитана. У Джемаймы от духоты разболелась голова, и она с радостью ухватилась за возможность выйти на свежий воздух. Они с Тимом присели под иллюминатором мистера Макангуса, выходящим на правый борт. Над ними тускло светила маленькая лампочка.
— Пять минут, и я отправлюсь спать, — сказала девушка. — Моя голова гудит, как орган.
— У тебя есть аспирин?
— Я, кажется, его куда-то засунула.
— Я сейчас тебе принесу что-нибудь. Только ты никуда не уходи, ладно?
Кресло девушки было освещено светом, падающим из иллюминатора мистера Макангуса и тусклой лампочкой над ее головой. Мистер Макангус стелил постель и пронзительным фальцетом мурлыкал себе под нос какую-то мелодию.
