Уилки Коллинз - Тайна
— Ай! Ай! Ай! — закричал внезапно мистер Бухман голосом, полным искреннего восторга и изумления. — Откроите его, заведите машину! — кричал он, указывая на музыкальный ящик великолепной работы. — Заведите машину! умоляющим голосом вопил дядя Джозеф.
— Мистер Мондер! — воскликнула ключница, подходя к окну. — Что вы там смотрите? Остановите его. Он хочет открыть ящик. Оставьте, сэр!
— Заведите машину! — повторял дядя Джозеф, схватив за руку мистрисс Пентрис и тряся ее изо всей силы. — Смотрите, вот и у меня тоже ящик, играет ваш что-нибудь из Моцарта? Он в три раза больше моего. Вот, вот, мой ничтожным кажется в сравнении с этим. Его дал моему брату король всех музыкантов — Моцарт. Да, сам божественный Моцарт! Заведите его. Потом я заведу свой! Заведите, если вы меня любите…
— Сэр!!! — воскликнула мистрисс Пентрис, почти задыхаясь от негодования и покрасневши до ушей.
— Что это значит, сэр? — вмешался мистер Мондер. — Как вы смеете говорить таким образом с почтенной дамой? Вы думаете, мы нуждаемся в вашей заморской болтовне, в вашей заморской морали, в вашем заморском невежестве? Да, сэр, в невежестве. Всякий, кто называет человека, кто бы он ни был, хоть ваш Моцарт, божественным, тот невежда, тот произносит богохульство. Кто вы? Вы невежа, сэр!
Но прежде нежели дядя Джозеф успел произнести одно слово в свое оправдание и в защиту своих нравственных начал, в комнате раздался вопль мистрисс Пентрис, заставивший вздрогнуть и нечестивого германца, и богобоязненного островитянина.
— Где она? — вопила ключница, оглядываясь во все стороны.
Дама, опрятно одетая, исчезла. Ее не было ни в библиотеке, ни в столовой, ни в коридоре. Осмотрев эти три апартамента, ключница возвратилась к мистеру Мондеру с выражением неописанного ужаса в лице и с минуту простояла пред ним, не произнося ни слова.
— Где она, говорите? — вскричала мистрисс Пентрис, обратясь к дяде Джозефу. — Говорите! Вы двуличный, бесстыдный человек! Говорите, где она!
Щеки мистрисс Пентрис были покрыты смертною бледностью, в глазах изображалась ярость, и руки дрожали.
— Я думаю, она пошла осматривать дом одна, — сказал дядя Джозеф. — Мы ее найдем, конечно, когда будем проходить по другим комнатам.
Как ни прост был дядя Джозеф, однако ж понял, что совершенно неожиданно оказал услугу племяннице. «Так, так, — думал он, — пока эти два злые чудовища бранились здесь, Сара побежала в ту комнату, где лежит письмо. Славно! Я только подожду, пока ока возвратится, и домой; а там пускай они бранятся, сколько им угодно»
— Что мне делать? Мистер Мондер, скажите, что мне делать? — вопила ключница. — Мы не должны терять ни минуты. Мы должны ее найти. А! Она спрашивала о лестнице. Она во втором этаже. Мистер Мондер! Останьтесь здесь и не выпускайте из глаз этого человека ни на минуту. Подождите, пока я осмотрю второй этаж. Там все спальные комнаты заперты.
С этими словами мистрисс Пентрис выбежала из комнаты и бросилась на лестницу.
Между тем как она бегала по западной части дома, Сара спешила по открытым коридорам, ведущим на северную половину.
Вызванная на решительный поступок своим отчаянным положением. Сара выскользнула из гостиной, лишь только мистрисс Пентрис отвернулась от нее. Нимало не думая, она сбежала с лестницы и направилась в комнату ключницы. Она не знала бы, что сказать, если бы нашла там кого-нибудь. Она не составляла никакого плана; да и не могла; волнение остановило ее умственную деятельность. Она сознавала только то, что ей необходимо было пройти в Миртовую комнату. Эта мысль внушила ей неестественную смелость, дала ей неестественную силу и быстроту.
В комнате ключницы никого не было. Вбежав туда, Сара увидела на хорошо знакомом гвозде связку ключей, схватила их и побежала по длинным пустым коридорам, ведущим к северным комнатам, не останавливаясь ни на мгновение, как будто бы она вчера еще ходила по этим местам. Наконец она остановилась у запертой двери. За этой дверью была огромная северная зала.
Тогда она стала отыскивать ключ и теперь только заметила на них ярлыки, привязанные архитектором, осматривавшим здание. При первом взгляде на ключи она вся задрожала. Если б она была спокойнее, то поняла бы. что новые метки на ключах означают намерение открыть забытые комнаты, и это, может быть, внушило бы ей более твердости. Но она была так взволнована, все чувства ее были в таком напряжении, что она решительно не могла дать себе ни в чем отчета. На одном ключе, который был больше других, не было метки; он именно принадлежал к той двери, пред которой она стояла. Сара судорожно вложила его в замок и, употребив невероятное усилие, повернула: дверь, от одного удара ее руки, отворилась. и она пустилась бежать к лестнице, находившейся на другом конце залы.
Она остановилась и посмотрела на дверь: нет, то была не та, которую она искала: мелом на ней поставлен был № 1. Это поразило ее; она силилась сообразить, что значит этот знак; но не могла. Тогда, в отчаянии, она закрыла лицо руками и, простояв таким образом несколько минут, пошла к другой двери. № 2, далее № 3, № 4. Она вздрогнула: то была дверь Миртовой комнаты.
Сара стала отыскивать ключ с № 4, долго перебирала ключи, но второпях не находила. Руки ее, наконец, опустились, и она с отчаянным видом оглянулась назад. Перед нею лежала огромная северная зала. Фамильные портреты, которые, казалось, выступали из своих рам, когда она прятала письмо, теперь казались темными пятнами на стенах. Дневной свет едва одолевал мрак этой обширной комнаты и едва освещал паутину, фестонами висевшую на треснувших, местами обвалившихся карнизах, и сор, лежавший в разных местах.
Она прислушалась; все было тихо, как в могиле. Но вот послышался какой-то звук. Откуда он? Из Миртовой комнаты, отвечало раздраженное воображение Сары. Ноги ее, казалось, приросли к полу, все чувства онемели; она не совершенно ясно сознавала, где была и зачем пришла. На лице ее опять явилось дикое выражение, так напугавшее дядю Джозефа накануне, и она с испытующим видом тихо обернулась к двери Миртовой комнаты.
— Мистрисс! — прошептала Сара. — Я опоздала? Вы здесь уже давно?
Едва внятный шорох послышался возле нее и замер в другом конце залы.
Глаза ее, устремленные на дверь, раскрывались все более и более, как будто бы она хотела видеть, что делается за запертою дверью.
— В чем они ее похоронили? Какой странный шорох от этого савана! — проговорила она.
По зале опять пронесся глухой звук, и снова все стихло.
Если бы она могла бросить спокойный, сознательный взгляд на стену, перед которой стояла, она увидела бы, что этот таинственный шелест производили длинные полосы обоев, висевшие у двери Миртовой комнаты и в других местах, оторванные архитектором. Но она была под влиянием сверхъестественного страха, лишавшего ее и чувств, и мыслей.
