Агата Кристи - Зеркало треснуло
— Как именно?
— Один из них сказал мне, что она была в полуобморочном состоянии.
Мисс Бенс медленно покачала головой.
— Другой говорил, что она была очень испугана. — После небольшой паузы Крэддок продолжал:
— А третий описал ее выражение лица как «замороженный взгляд».
— Замороженный взгляд, — задумчиво повторила Марго Бенс.
— Вы согласны с последним утверждением?
— Не знаю. Может быть.
— Один свидетель выразился еще более оригинально — словами поэта Теннисона:
Разбилось зеркало, звеня.
«Беда! Проклятье ждет меня!»
— Воскликнула Шалот.
— Там не было зеркала, — заметила Марго, — но будь оно там, оно бы разбилось.
— Она резко встала.
— Подождите минуту. Я не буду описывать этот взгляд. Я сделаю лучше — я его вам покажу.
Она на несколько минут исчезла за занавесом. Он слышал ее нетерпеливые восклицания и затрудненное дыхание.
— Черт знает что, — заявила она, появившись с пачкой фотографий в руках, — никогда сразу не найдешь того, что тебе нужно. Хотя нет, вот она.
Она подошла к Дэрмоту и протянула ему глянцевую фотокарточку. Он взял ее и принялся рассматривать. Это был очень хороший снимок Марины Грегг. Ее рука сжимала руку женщины, стоявшей к ней лицом и, соответственно, спиной — к объективу. Марина Грегг, однако, не смотрела на эту женщину, смотрела она и не в объектив, а немного левее него. Дэрмота Крэддока поразило то, что на ее лице не было вообще никакого выражения. В нем не было ни страха, ни муки. Женщина на фотографии смотрела на что-то, и чувство, вызванное этим у нее, было так велико, что не могло получить никакого физического выражения на лице. Дэрмоту случилось видеть такой взгляд лишь один раз в жизни, на лице человека, который через несколько секунд умер…
— Вы довольны? — спросила Марго Бенс. Крэддок издал глубокий вздох:
— Да, благодарю вас. Обычно в таких случаях не принято доверять свидетелям, так как они склонны преувеличивать. Но в отношении Марины Грегг это не так. Она действительно что-то видела, что ее потрясло. Могу я взять этот снимок?
— О да, конечно. У меня остался негатив.
— Вы не передали его прессе? Марго отрицательно покачала головой.
— Странно, что вы этого не сделали. По-моему, это очень драматическая фотография, любая газета за этот снимок хорошо бы заплатила.
— И не думаю делать этого, — решительно заявила Марго Бенс.
— Когда случайно заглядываешь в чужую душу, как-то неловко после брать за это деньги.
— Вы прежде были знакомы с Мариной Грегг?
— Нет.
— Вы, кажется, родились в Америке?
— Нет, в Англии. Правда, детство и юность я действительно провела в США. Сюда я приехала три года назад.
Дэрмот Крэддок кивнул. Он все это знал. У него в конторе, в столе, лежала папка с материалами на Марго Бенс. Пока что девушка была достаточно откровенной. На всякий случай он спросил:
— Где вы получили образование?
— В Рейнгардских мастерских. Одно время я работала под началом Андрэ Квилпа. Он многому меня научил.
Дэрмот Крэддок внезапно насторожился. Ответ Марго пробудил в нем какие-то смутные воспоминания.
— Вы жили в Севн-Спрингсе, не так ли?
Девушка удивилась:
— Вы, кажется, все обо мне знаете. Вы наводили справки?
— Вы очень хороший фотограф, мисс Бенс. Если не ошибаюсь, о вас было написано в свое время несколько статей. Почему вы приехали в Англию.
Она пожала плечами:
— Я люблю перемены. Кроме того, я уже говорила вам, что родилась в Англии, хотя и уехала в Америку еще ребенком.
— Совсем маленьким ребенком, наверное.
— Пяти лет, если это вам интересно.
— Да, мне это интересно. Думаю, мисс Бенс, вы могли бы мне рассказать значительно больше, чем вы уже сказали.
Ее лицо помрачнело. Она пристально посмотрела на него.
— Что вы имеете в виду.
Дэрмот Крэддок взглянул на нее и решил рискнуть. В активе у него, правда, почти ничего не было. Рейнгардские мастерские, Андрэ Квилп да название одного городка, но он явственно чувствовал за спиною незримое присутствие мисс Марпл и это подбадривало его.
— Думаю, вы знали Марину Грегг ближе, чем стараетесь это показать.
Она засмеялась:
— Докажите, что это так. Вы все выдумали.
— Выдумал? Отнюдь нет, и это можно доказать спустя какое-то время, вы же прекрасно это понимаете. Послушайте, мисс Бенс, не лучше ли вам ничего не утаивать? Признайтесь, что вы были приемной дочерью Марины Грегг и прожили у нее четыре года.
— Ах вы, ублюдок! — прошипела она.
Дэрмот удивился — это странно контрастировало с ее прежним поведением. Она вскочила, ее черные волосы разметались от ярости.
— Да, да, все это так, это правда! Марина Грегг увезла меня с собой в Америку. У моей матери было восемь детей. Она жила где-то в трущобах. Подобно сотням других людей, которые, стоит им только увидеть или услышать какую-нибудь кинозвезду, пишут ей, разливаясь о своей несчастной судьбе, она написала Марине Грегг с просьбой усыновить одного из ее детей, чтобы тому было легче жить. О, все это довольно грязная история!
— Вас было трое, — сказал Дэрмот.
— Трое детей, усыновленных в разное время и в различных местах.
— Да, это верно. Я, Род и Энгус. Энгус был старше меня, а Род попал к ней практически грудным ребенком. У нас была великолепная жизнь. О! Великолепная жизнь! Все на свете было для нас!
— В ее голосе слышалась нескрываемая насмешка.
— Платья, автомобили, великолепный дом, слуги, прекрасное обучение, первоклассная пища! Всего вдоволь! И она сама — наша «мамочка». «Мамочка» в кавычках, играющая свою роль с удовольствием, поющая нам колыбельные, фотографирующаяся с нами для журналов! Ах, какая милая, сентиментальная картина!
— Но она действительно хотела иметь детей, — заметил Дэрмот.
— Это было ее подлинным желанием, а не просто рекламным трюком.
— О, может быть. Да, думаю, это правда. Она хотела иметь детей, но не нас! Мы ей были не нужны. Это была только игра: «Моя семья! Так приятно иметь свою собственную семью!» И Иззи позволил ей сделать это. Ему следовало бы понимать, чем это кончится.
— Иззи — это Исидор Райт?
— Да, ее третий или четвертый муж, я забыла его порядковый номер. Он был, в общем-то, неплохим человеком. Он любил ее, и к нам он тоже был добр, хотя никогда не претендовал на роль отца. Он и не чувствовал себя отцом. Думаю, по-настоящему он заботился только о своих произведениях. Позднее я прочла некоторые из них. Они довольно-таки жестокие, но производят сильное впечатление. Я верю, что когда-нибудь его назовут великим писателем.
— И до каких же пор продолжалась у вас такая жизнь.
