Доминик Сильвен - Когда людоед очнется
— Немедленно покиньте территорию, или я прикажу своим людям выпроводить вас.
— All right![21] Я уйду, раз ты этого хочешь.
Она поняла его взгляд: «Ты говоришь мне «ты», ты сошла с ума, убирайся, пожалуйста». И подумала, что сейчас самый худший и самый лучший момент, чтобы настоять на своем.
— По-французски говорят: «Слишком часто забываешь, когда время жить, а потом сгораешь на медленном огне». Но по-английски скорее скажешь «Life is fucking short».[22] Вокруг труп на трупе, у тебя на руках расследование, на плечах — карьера, мой друг попал в беду, а я без конца думаю о тебе. Хоть это и неправильно.
Он побледнел. Хотел ответить, но предпочел вернуться к своей команде. Один из полицейских проводил Ингрид до машины и проследил, чтобы она отправилась в Париж, на круги своя.
26
Вот уже третий раз Ингрид, прежде чем ехать в «Калипсо», проводила вечер у Зазы. Ей удалось вписаться в обстановку. В основном она сидела у стойки, болтая с хозяйкой. Но при этом не упускала ни слова, произнесенного садовниками. А они были словоохотливы, не считая Малыша Луи, недавно купившего айпод и теперь не вылезавшего из наушников. Впрочем, это не мешало ему ловить обрывки разговора, хотя и без особого успеха.
— Прям кролики какие-то, а не фараоны, так и снуют повсюду. А нам и горя мало, — проронил толстяк Пьер.
— КАКИЕ ЕЩЕ КРОЛИКИ? — завопил Малыш Луи.
— Расслабься, — сказал Ману. — Слушай свою музычку и не рыпайся.
— Пить охота.
— Заза, красавица моя, плесни-ка нам еще по кружечке.
Речь Ману становилась все сбивчивей. Пока он еще держался, но Ингрид чувствовала, что вот-вот он разоткровенничается.
— Вчера легавые заявились в Люксембургский сад. Они потребовали, чтобы садовники убрали ловушки, и добивались от них, чего ради они пускают ток через изгородь. Но те держали язык за зубами. Стоило легавым отвалить, как ребята выпили глоток да врубили ток.
— НАМ И ГОРЯ МАЛО, НО УБИЙЦУ ТАК И НЕ ПОЙМАЛИ, — проорал Малыш Луи.
— Прекрати орать! — прикрикнул Ману, срывая с него наушники. — Ты две недели разбирался, как работает эта штука, зато теперь у тебя даже слишком хорошо получается, черт бы тебя побрал! Сейчас я тебе все расскажу. Потом втыкай в уши свои бананы и забудь про нас.
— С чего это мне о вас забывать?
— Неважно, — вздохнул Ману. — Ладно, я объясню тебе суть. Она в том, чтобы держать фараонов на орбите.
— На орбите?
— Мы будем в центре галактики. А они пусть болтаются на орбите. В этом наша цель, Луи. Наша миссия. Теперь надевай-ка свои наушники и подумай о том, что я тебе сказал, а не то давай себе свингуй, кукуй и не грусти. Короче, делай что хочешь. Только не ори.
Ингрид немного выждала, чтобы ее уход выглядел естественно, затем села в «твинго» Лолы и поехала к каналу Сен-Мартен. Подругу она застала перед пазлом, который сама же ей подарила. Он представлял собой картину Руссо Таможенника. Лоле уже удалось выманить из тропических зарослей макаку с наивными глазами. На отставном комиссаре было то же унылое платье, что и вчера, зато сегодня она причесалась. Ингрид сразу взяла быка за рога:
— Я знаю, почему Ману с ребятами втянули в свой заговор все парки. Они хотят занять полицейских и отвлечь их от центра.
— А центр, разумеется, Монсури.
— В точку, Лола. Вот я и подумала: лучший способ выяснить, что такого центрального в Монсури, — проводить там ночи. Интуиция тебя не обманула. Просто ты опередила время.
— Давай спать в Монсури.
— Ты согласна? Правда?
— А чем еще нам заниматься по ночам?
— Я все-таки купила два надувных матраса. Если это затянется, немного комфорта нам не повредит.
— Отличная идея.
Сознавая, что ее предложение выходит за рамки разумного и не дает никаких гарантий успеха, Ингрид даже удивилась, что Лола так легко уступила. Она уже сожалела о том времени, когда подруга заполняла все вокруг энергичными высказываниями и цветистыми цитатами, но эти прекрасные мгновения обязательно вернутся. Непременно. А пока для поднятия духа бывшего комиссара нет ничего лучше, как погрузиться в самую гущу событий, даже если для этого надо отправиться на боковую.
*Саша Дюген поджидал жену в баре на улице Корвизар. Она вошла улыбаясь. Несколько мужчин обернулись ей вслед. Элегантная, миниатюрная, тоненькая и такая уверенная в себе. Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Он не пытался уклониться.
— Можно было бы встретиться и не в пятистах метрах от дома, Саша. Но тем лучше, это приятное местечко. Ты здесь уже бывал?
— Первый раз зашел.
— Что пьешь?
— Водку.
— Просто водку? Ну-ну! Как прошел день?
— Обычная рутина. А у тебя?
— То же самое. Бесконечные собрания. Обед с парижскими комиссарами…
— Полагаю, мой шеф тоже там был?
— Да, но я не успела с ним поговорить.
Отвечая, она и бровью не повела. Он ожидал заминки, хотя бы легкого смущения. Знаком подозвал официантку и заказал еще порцию водки. Беатриса предпочла королевский кир. Они молчали, пока им не принесли выпивку. Беатриса уже не пыталась строить из себя идиотку. Она чувствовала, что игра будет трудной, и готовила аргументы. Он узнал то выражение, которое теперь все чаще появлялось у нее на лице. Словно у игрока, который взвешивает свои козыри и прикидывает, какие карты на руках у противника. Дюген вынул из кармана записную книжку и положил на стол. Прелестная книжка в черном кожаном переплете, инкрустированном полевыми цветочками. Необычная, элегантная вещица, прекрасно подходившая Беатрисе Дюген, урожденной Бертийон.
— Ну слава богу, я думала, что потеряла ее. В электронной записной книжке у меня те же данные, но это папин подарок.
— Те же данные? Не совсем.
— Ты сегодня какой-то скрытный, Саша.
— А ты, Беатриса? Давно ли ты скрытничаешь?
— Ты о чем?
Он открыл книжку и ткнул пальцем в день, час и два имени. Кастийо, Флавье. Полистал страницы. На них мелькали те же имена.
— За прошлый месяц ты трижды встречалась с моим шефом в хороших ресторанах. И дважды в обществе некоего Оливье Флавье. Я узнавал. Флавье — майор в Понтуазе, но мечтает о переводе в Париж. А кроме того, он старый приятель Кастийо.
— Ты осмелился рыться в моих записных книжках? Это безумие.
— Не сказал бы.
— Ну тогда полная глупость.
— Потому что тебе вздумалось ускорить мое продвижение по служебной лестнице в уголовке? И ты не сочла нужным посвятить меня в свои сомнительные методы.
Беатриса сохранила спокойствие. Только ее руки терзали бумажную салфетку.