Эллери Квин - Две возможности
— Не имеет значения. Я сейчас приду.
Дейкин поджидал его на ступеньках между зелеными фонарями.
— Незачем попадаться на глаза Гоббину, — сказал шеф полиции. — Он все выболтает Мальвине Прентис. Где отпечаток?
Эллери передал слепок Дейкину, который спрятал его в сумку. Они зашагали по Стейт-стрит в восточном направлении мимо окружного суда.
— Сейчас уже поздно что-либо предпринимать, мистер Квин.
— Когда вы передадите отпечаток Пигу?
— Завтра с утра. К полудню вы получите ключ. Есть новости для меня?
— Нет. А у вас для меня?
— Тоже нет.
Они молча расстались на углу Стейт-стрит и Аппер-Уистлинг.
Вторник, 25 апреля
Ник Жакар стоял на четвереньках на выступе скалы, глядя в водоем, казавшийся сделанным из коричневого сахара и сверкавший под луной, как миллион светляков. Эллери склонился над спиной Жакара, чтобы разглядеть лицо в водоеме, но сахар внезапно превратился в кипящую лаву, не позволяющую идентифицировать лицо, которое словно молило о том, чтобы его узнали. В этот момент луна сделалась алой, и Ник Жакар, откинув косматую голову, завыл на нее, как собака. Вой был таким горестным и пронзительным, что Эллери с криком заткнул уши. Звуки стали приглушенными, и Эллери проснулся, обнаружив, что прижимает к ушам края мокрой от пота подушки. Собака продолжала скулить.
Эллери сел в кровати и посмотрел на часы. Начало четвертого. Он был весь в испарине, поэтому встал и направился к окну, намереваясь проветриться.
Собака продолжала выть в саду или где-то поблизости. Луны не было. Единственным источником света было окно в другом конце дома.
Окно спальни Додда…
Сам доктор стоял у окна, подняв руки, как будто цеплялся за портьеры. Его крупный силуэт, казалось, взывал о помощи.
Вой продолжался, и мысли Эллери внезапно прояснились, а в затылке началось покалывание.
Он не сводил глаз с человека у окна.
Собака, воющая ночью… А недавно дважды выпавший туз пик…
Эллери интересовало, почему вой не разбудил остальных. Додд у окна не двигался с места.
Лишь перед рассветом вой прекратился, и только тогда доктор Додд ожил. Черные руки опустились, и силуэт исчез. Вскоре свет в окне погас.
Эллери вернулся в постель, надеясь заснуть. Но собачий вой напрочь прогнал сон. К тому же в голове вертелась проклятая считалка. «Богач, бедняк, нищий, вор, доктор…» Она напоминала камень, который Сизиф[61] постоянно катил в гору и который каждый раз скатывался вниз.
* * *Утром произошла очередная неприятность.
Эллери, с трудом волочивший ноги вниз по лестнице, застыл на площадке над передним коридором. Утреннюю тишину внезапно разорвало нечто среднее между визгом и воем. Сразу же послышался звук шагов, сначала бегущих, потом шаркающих, затем стук и грохот, после чего голос вновь взревел в бешеной ярости.
Эллери быстро огляделся вокруг.
— Миссис Фаулер! Эсси! Откуда эти звуки?
— Из кабинета доктора! — взвизгнула миссис Фаулер. — Его убивают, мистер Квин!
Судя по шуму, это походило на правду. Эллери налетел на дверь кабинета, едва не сломав шею. Она сразу же распахнулась.
Доктор Додд носился по комнате, размахивая свернутым в трубку «Райтсвиллским архивом», натыкаясь на стены, стол, книжные шкафы в дикой пляске. При этом он аккомпанировал себе не то молитвой, не то проклятиями, добавляя к хореографии аккомпанемент. В одном из окон, выходящих в задний сад, виднелась мрачная физиономия старого Тойфела.
Внезапно Эллери разгадал загадку. Додд не исполнял ритуальный танец, а пытался убить птицу. Это была невзрачная пташка, воробей или овсянка, которая, по-видимому, случайно влетела в кабинет через открытое окно, и доктор наткнулся на нее, спустившись из спальни. Почему зрелище испуганного маленького существа, отчаянно мечущегося среди невидимых парабол, описываемых газетой, так расстроило Додда, в данный момент было недоступно пониманию Эллери.
— Доктор Додд…
— Уберите отсюда эту гадость! — орал доктор.
— Эллери… — Рима прибежала в старом халате миссис Фаулер.
— Зачем вы гоняетесь за мистером Воробьем? Возможно, он ваш старый друг… Доктор Додд! Прекратите немедленно!
Эллери смог усадить старика в кресло. Рима стояла посреди кабинета, издавая чирикающие звуки. Птица, сидевшая на книжном шкафу, взволнованно отвечала. Вскоре, успокоенная щебетанием Римы, она слетела к ней на плечо, затем выпорхнула в открытое окно, промчалась пулей мимо головы Гарри Тойфела и была такова.
— Вы пытались убить птицу, доктор! — Рима казалась потрясенной.
Доктор Додд съежился в кресле.
— Выпейте это. — Эллери поднес стакан к пожелтевшим губам старика. — Рима, где Кен?
— Он должен был рано утром явиться в больницу для консультации. Доктор Додд, в чем дело?
Старик, не отвечая, оттолкнул стакан.
— Лучше поскорее вызвать Кена или другого врача, — вполголоса сказала Рима.
В окне Гарри Тойфела все еще маячила его угрюмая физиономия. Миссис Фаулер и Эсси боязливо жались в дверях.
— Не надо никакого врача. — Додд с трудом шевелил языком. — Со мной все в порядке. Только помогите мне лечь на кушетку.
Они оставили его лежащим лицом к стене.
— Доктор всегда был нервным, — громко зашептала в коридоре миссис Фаулер, — но в последнее время он совсем сдал. Надолго его не хватит.
— Испугаться маленькой птички! — фыркнула Эсси Пингарн. — Если вы спросите меня, миссис Фаулер, то все дело в его мамаше.
— Эсси! — зашипела экономка, и горничная тут же убежала.
— Что Эсси имела в виду, говоря о «его мамаше»?
Миссис Фаулер воспользовалась слуховым аппаратом.
— Что-что?
Эллери повторил вопрос.
— Не слышу, мистер Квин. Я должна приготовить вам завтрак…
— К черту завтрак, тем более что вы отлично слышали Эсси. Если она об этом знает, то никаких секретов быть не может. При чем тут мать доктора Додда, миссис Фаулер?
— Спросите доктора Уиншипа. Мне нужно разобрать белье из прачечной и…
— Его нет, а вы здесь. Так что рассказывайте.
Экономка бросила испуганный взгляд на дверь кабинета.
— Его мать умерла в слоукемском сумасшедшем доме, — шепнула она и тотчас же удалилась.
Это объясняло многое. Но не все.
Эллери заглянул в приемную. Рима пыталась дозвониться доктору Уиншипу.
Помахав ей рукой, Эллери направился по коридору в столовую.
Его осенило, когда он разбил первое яйцо. Птица, влетающая в дом, была старейшей из дурных примет. Как и собака, воющая ночью. И туз пик.
