Стелла Чиркова - Счастье жить
Иветта ему нравилась — в принципе и как девушка тоже, не только как отличный старательный работник. Но старая история с несчастной беременной Дашей (Станиславу она приходилась двоюродной сестрой), у которой начались первые схватки (в первых родах, и она боялась панически), а мужа нет рядом, и не отвечает ни один телефон, и никто не знает, где его искать, муж же наслаждается жизнью в объятиях Иветты, — эта старая история не позволяла попробовать поухаживать за Ви.
Зарплата у Иветты выросла почти втрое по сравнению со временем прихода на фирму. Станислав действительно не был жадным — он охотно пробивал у начальства дополнительные бонусы успешным работникам, премии для превысивших план, гонорары и возможность подработать, — в общем, те кто старались, не жаловались. Иветта втянулась в веселую, бурную, всегда немного нервную атмосферу журнала, научилась пользоваться купонами в кофейнях, скидками в ресторанах, спецпредложениями в клубах, а еще аккредитацией от издания и с удовольствием водила Диму, а порой и Марию Викторовну «тусоваться в злачные места». У них даже появилась поговорка — «Ну что, пойдем по злакам?» Мария Викторовна неожиданно приохотилась к посещениям ресторанов и выставок, в клубы, конечно, Иветта звать старую женщину не рисковала, у нее даже появились какие-то свои связи в театрах, в общем, полная светская жизнь.
У Наташи и отца Иветты родился мальчишка, его назвали почему-то Матвеем (имя выбрал Александр Алексеевич), Иветта очень полюбила братика. Она приезжала помогать Наташе и даже жалела, что в свое время не сняли квартиру поближе.
Родственники окончательно помирились с Иветтой, простили ей Дашкины страдания, начали снова приглашать Иветту на юбилеи и свадьбы и усиленно подталкивали к браку с Димой. Дима всем нравился, даже с мамой в виде приложения. Маме, кстати, товарки по розничной торговле напели о важности прописки и жилплощади, и она стала намного лучше относиться к Иветте (до Алсу сойдет и она, даже весьма сойдет, тем более еще и не на шее сидит, а деньги зарабатывает!).
В общем, жизнь наладилась во всех отношениях. Иветта уже сама начала подумывать насчет свадьбы, понимала, что родственники все равно не дадут провернуть тихую регистрацию и будут настаивать на традиционном «три баяна изорвали». Девушка даже поймала себя на мысли, что в ресторанах смотрит на цену банкетов, а на свадьбах знакомых выходит ловить букет невесты. Значит, пора. Иветта твердо решила — как только Дима поднимет разговор о свадьбе, она сразу согласится — будут считать деньги, собирать нужную сумму и жениться.
Как-то собрались «пойти по злакам» — на фестиваль фуа-гра, куда Иветта сумела аккредитоваться от журнала, дабы сэкономить. Мария Викторовна предварительно отправилась делать укладку, Дима должен был подъехать уже в ресторан после вечерних занятий, а Иветта слегка опаздывала (зачиталась) и быстро-быстро заканчивала макияж, когда зазвонил телефон.
Она вздрогнула от резкого звука, мазнула тушью по веку, досадливо поморщилась и схватила трубку.
— Алло-о, — протянула девушка, не скрывая недовольства. Наверняка это мама — у нее удивительный талант звонить не вовремя.
— Ивушка, это ты? Здравствуй, Ивушка! Я так рад тебя слышать. Ивушка…
Иветта медленно отняла трубку от уха, посмотрела на нее стеклянными глазами, выдернула телефон из розетки, села на пол и закрыла лицо руками. Она не знала, что делать дальше.
Либо у нее начались галлюцинации, либо ей позвонил Саша. Саша, который погиб семь лет назад.
Он единственный в мире называл ее Ивушкой. Никому другому это не было позволено — к счастью, никто и не пытался. Иветта успела забыть его голос, но ласковое «Ивушка» сразу всколыхнуло воспоминания.
Иветта сидела на полу, плакала и никуда не могла пойти. Она догадывалась, что Мария Викторовна, придя в ресторан, начнет волноваться, потом приедет Дима, и они вместе сильно удивятся, может быть, даже серьезно занервничают, но не чувствовала ног. Как будто прошлое вернулось — те страшные ночи, попытки самоубийства, ощущение, что жизнь кончена, грязь с чужими нелюбимыми мужчинами в постели. Все, о чем Иветта мечтала забыть, от чего ее вылечили Переславль, старая учительница и Дима, — снова сжимало сердце.
Через некоторое время в дверь позвонили. Иветта уже знала, кого увидит на пороге. Она медленно-медленно дошла до двери и, не заглядывая в глазок, распахнула ее.
Саша очень изменился за семь лет. Поправился, стал грузноватым. У него выгорели волосы, появились морщинки вокруг глаз. Саша был загорелый, по-прежнему очень привлекательный и какой-то чужой. Когда он заговорил, Иветте показалось, что он давно не говорил по-русски.
«Интересно, там, у покойников, не в ходу русский язык? А на каком говорят в раю? Или он был в аду?»
— Ивушка, я так рад тебя видеть, дорогая.
«Раньше он никогда не называл меня дорогой».
— Я только что прибыл — и сразу к тебе.
«И фразы строит то ли как американец, то ли как другой нерусский товарищ».
— Ты рада меня видеть?
— Не знаю.
— Ивушка, ты рада меня видеть?
— Я не знаю.
— Давай с тобой пойдем в ресторан и выпьем за нашу долгожданную встречу. Мы столько лет не виделись. Кстати, ты отлично выглядишь. Как дела?
Иветта захохотала. Она смеялась, смеялась и была не в силах остановиться. Саша смотрел на нее со странным выражением лица, а она смеялась, перегибаясь пополам и похрюкивая. Она считала свою жизнь законченной, резала вены, мечтала броситься под поезд, чтобы через семь лет услышать от ожившего покойника, что она отлично выглядит, и ответить ему на милый вопросик «как дела»? А как у нее дела? Пока не родила. Что тут еще скажешь. Была бы американкой, сказала бы fine. Зашибись дела. Куда уж лучше, если к тебе возвращаются покойники. Вероятно, надо вызывать психиатра. Может, это две подготовки к свадьбе так наложились одна на другую, что вызвали галлюцинации?
— Ивушка, успокойся, не надо нервничать.
«Я не нервничаю, — перегибалась от хохота Иветта, — я совершенно спокойна. Каждый день ко мне возвращаются погибшие люди».
— Давай с тобой пойдем посидим, поговорим, ты мне расскажешь, как ты живешь, вспомним прошлое, нам ведь есть что вспомнить!
Через пару минут Иветта отправилась в ванную скрывать последствия рыданий и, почти уверенная в том, что призрак исчезнет, вскоре вышла подкрашенная, при параде. Она как раз собиралась ради фуа-гра надеть новое платье с огромным вырезом на спине и шпильки (хорошо, что Дима высокий, можно спокойно носить каблуки). Саша не исчез. Он так и стоял в коридоре, загорелый, с ослепительно белыми зубами.
