Эмиль Габорио - Преступление в Орсивале
Живя в долг, подписывая и переписывая векселя, выплачивая проценты и проценты на проценты, швыряя комиссионные и чаевые, вечно занимая и никогда не отдавая, Эктор спустил поистине королевское состояние (четыре миллиона в недвижимости), унаследованное от отца.
Прошедшая зима обошлась ему в пятьдесят тысяч экю. Неделю назад он попытался взять взаймы сто тысяч франков, однако потерпел неудачу. Ему отказали, но не потому, что долги превысили стоимость его земель; просто ростовщики осмотрительны и знают, как дешево, невообразимо дешево идет с торгов имущество несостоятельного должника.
Вот почему камердинер, возвестивший: «Пришел судебный исполнитель», показался на миг графу де Треморелю призраком командора, вскричавшим: «Пора застрелиться!»
Но граф, не дрогнув, воспринял известие и, поднимаясь с постели, прошептал:
— Ну вот и конец.
Он был спокоен, хладнокровен, хотя и несколько ошеломлен. Впрочем, некоторое смятение вполне простительно, когда внезапно, без перехода из богача превращаешься в ничто. И доказательством его хладнокровия был последний туалет: граф хотел, чтобы он был не менее тщательным, чем всегда. Черт возьми! Французский дворянин идет в сражение в придворном наряде.
Не прошло и часа, как граф был одет, причесан, побрит и прочая. Как обычно, он вдел в петлицу жилета украшенный бриллиантиками зажим часовой цепочки, затем сунул в боковой карман легкого пальто пару миниатюрных двуствольных пистолетов с рукоятками слоновой кости, шедевры английского оружейного мастера Брайта. После чего, отпустив камердинера, открыл секретер и пересчитал наличные деньги.
Осталось чуть больше десяти тысяч франков.
С этой суммой граф Эктор мог бы отправиться в путешествие, продлить жизнь еще на два, на три месяца, но он с негодованием отверг самое мысль о такой возможности, оскорбительной для его возвышенной натуры, как постыдную уловку, замаскированную отсрочку, прошение о помиловании. Напротив, он подумал, что эти десять тысячефранковых билетов дают ему возможность сделать жест поистине королевской щедрости, о котором долго еще будут говорить в свете.
Граф счел, что будет очень по-рыцарски, если он придет позавтракать к любовнице и на десерт подарит ей деньги. За столом он будет блистать остроумием, искрометной веселостью, насмешливым скептицизмом, а под конец объявит о решении покончить с собой. Любовница, разумеется, растрезвонит об этом завтраке, перескажет все, что он при этом говорил (его политическое завещание), и уже вечером в каждом кафе будут повторять его слова, они попадут во все газеты.
Мысль о столь блестящей перспективе обрадовала и совершенно утешила его. Он уже собирался уйти, как вдруг его взгляд упал на кипы бумаг, заполнявших секретер. А вдруг там осталась какая-нибудь бумажонка, способная замутить кристальную чистоту памяти о нем?
Торопливо, не глядя, не разбирая, граф перегрузил содержимое ящиков в камин и поджег всю эту груду. С чувством законной гордости он смотрел, как горят любовные записочки, деловые письма, копии векселей, дворянские грамоты и купчие на земли. Сгорело его блистательное прошлое!
Последний клочок обратился в пепел, граф вспомнил про судебного исполнителя и сошел вниз.
Должностным лицом, пришедшим к графу, оказался г-н Z, самый светский и учтивый судебный исполнитель, человек остроумный и обладающий прекрасным вкусом, друг многих художников и поэтов, на досуге и сам сочинявший стишки. Он уже описал в конюшне восемь лошадей со всей их упряжью и сбруей — седлами, уздечками, мундштуками, попонами, а в каретном сарае пять экипажей и принадлежности к ним — откидные верхи, запасные хомуты и дышла, как вдруг увидел во дворе графа.
— Господин граф, я не слишком торопился, — поздоровавшись, сообщил он, — может быть, вы пожелаете приостановить иски. Сумма, конечно, огромная, но при вашем состоянии…
— Знайте, сударь, — холодно отвечал де Треморель, — раз вы здесь, значит, меня это устраивает. Мне надоел мой особняк, и больше ноги моей в нем не будет. Так что чувствуйте себя полным хозяином.
И, резко повернувшись, граф удалился.
Крайне разочарованный г-н Z вернулся к своим обязанностям. Он шел из комнаты в комнату, восторгался и налагал печати на позолоченные кубки, полученные на скачках, на коллекции трубок, рыцарские доспехи. Наложил арест на библиотеку, на великолепные шкафы и стоящие в них книги: «Руководство по гиппиатрии[9]», «Охота и уженье рыбы», «Мемуары Казановы», «Дуэль и дуэлянты», «Тереза», «Охота с легавой»…
А в это время граф де Треморель, окончательно решивший покончить с собой, шел по бульвару к своей любовнице, которая занимала небольшую квартиру за шесть тысяч неподалеку от церкви св. Магдалины. Чуть меньше года назад Эктор ввел ее в полусвет под именем Дженни Фэнси. На самом-то деле она звалась Пелажи Тапонне и была, как предполагал граф, сводной (и тоже внебрачной) сестрой его камердинера.
Покровительствуемая графом де Треморелем мисс Фэнси благодаря внешности и туалетам имела в парижском полусвете подлинный и шумный успех. Она была далеко не красавица в классическом понимании этого слова, но являла собой великолепный тип «прелестной парижанки» — тип достаточно условный, но тем не менее имеющий великое множество страстных поклонников. У нее были изящные руки совершенной формы, крохотная ножка, превосходные темные волосы, белые кошачьи зубки и сверх того огромные черные глаза, то дерзкие, то томные, ласковые и манящие, — короче, глаза, способные соблазнить стоящего в нише каменного святого. Мисс Фэнси не обладала большим умом, но быстро усвоила непринужденную бойкость речи, свойственную куртизанкам высокого разбора, и к тому же обращала на себя внимание эксцентричными туалетами.
Граф подобрал ее на каких-то низкопробных танцульках, куда заглянул по чистой случайности как раз в тот момент, когда она в дырявых туфельках лихо выделывала рискованные па. И вот она перенеслась из чудовищной бедности в роскошь, какую прежде и представить себе не могла. Еще утром она проснулась на кошмарном одре в меблирашке за двенадцать франков в месяц, а уже вечером укладывалась на палисандровую кровать с атласным пологом. Но эта блистательная перемена, как ни странно, ничуть не удивила ее.
В Париже каждая смазливая девица с надеждой ждет и не таких приключений. Разбогатевшему ремесленнику требуется не менее полутора десятка лет, чтобы научиться носить фрак, зато когда парижанка меняет платьишко за шесть су на бархат и муар, кажется, будто ничего другого она в жизни не носила.
На третий день после переселения мисс Фэнси заставила прислугу ходить по струнке и вовсю гоняла своих портных и шляпниц.
