Агата Кристи - Восточный экспресс
– Да, – сказал Пуаро. – Противоречит. А версия о двух убийцах, по-вашему, не противоречит здравому смыслу?
– Но ведь вы сами только что сказали: как же иначе все объяснить?
Пуаро уставился в одну точку прямо перед собой.
– Именно об этом я и думаю, думаю непрестанно, – добавил он и уселся поудобнее в кресле. – Начиная с этого момента все расследования будут происходить вот здесь, – постучал он себя по лбу. – Мы обсудили этот вопрос со всех сторон. Перед нами факты, изложенные систематично и по порядку. Все пассажиры прошли перед нами и один за другим давали показания. Мы знаем все, что можно было узнать извне. – И он дружески улыбнулся мсье Буку: – Мы с вами, бывало, любили пошутить, что главное-это усесться поудобнее и думать, пока не додумаешься до истины, не так ли? Что ж, я готов претворить теорию в практику – здесь, у вас на глазах. Вам двоим я предлагаю проделать то же самое. Давайте закроем глаза и подумаем… Один, а может, и не один из пассажиров убил Рэтчетта. Так вот, кто из них его убил?
Глава третья. Некоторые существенные детали
Четверть часа прошло в полном молчании. Мсье Бук и доктор Константин поначалу следовали наставлениям Пуаро. Они пытались разобраться в путанице фактов и прийти к четкому, объясняющему все противоречия решению.
Мысль мсье Бука шла примерно таким путем:
«Безусловно, надо как следует подумать. Но ведь, по правде говоря, сколько можно думать… Пуаро определенно подозревает молодую англичанку. Явно ошибается. Англичанки слишком хладнокровные… А все потому, что они такие тощие… Но не буду отвлекаться. Похоже, что это не итальянец, а жаль… Уж не врет ли лакей, когда говорит, что Фоскарелли не выходил из купе? Но чего ради ему врать? Англичан трудно подкупить – к ним не подступишься. Вообще все сложилось до крайности неудачно. Интересно, когда мы отсюда выберемся? Должно быть, какие-то спасательные работы все-таки ведутся. Но на Балканах не любят спешить… Пока они спохватятся, немало времени пройдет. Да и с их полицией не так-то просто договориться – они тут такие чванные, чуть что, лезут в бутылку – им все кажется, что к ним относятся без должного почтения. Они раздуют это дело так, что не обрадуешься. Воспользуются случаем, раструбят во всех газетах…»
С этого момента мысли мсье Бука снова пошли многажды проторенным путем.
А доктор Константин думал:
«Любопытный человечек. Кто он, гений? Или шарлатан? Разгадает он эту тайну? Вряд ли. Нет, это невозможно. Дело такое запутанное… Все они, наверное, врут… Но и это ничего нам не дает… Если они все врут, это так же запутывает дело, как если бы они все говорили правду. А еще эти раны, тут сам черт ногу сломит. Было бы гораздо проще понять, что к чему, если бы в него стреляли. Гангстеры всегда стреляют… Америка – любопытная страна. Хотелось бы мне туда съездить. Передовая страна. Прогресс везде и во всем. Дома надо будет обязательно повидаться с Деметриусом Загоне – он был в Америке и знает, что там и как. Интересно, что сейчас поделывает Зия? Если жена узнает…»
И доктор переключился на личные дела.
Эркюль Пуаро сидел неподвижно. Можно было подумать, что он спит. Просидев так четверть часа, он внезапно вскинул брови и испустил вздох, пробормотав себе под нос:
– А почему бы и нет, в конце концов? А если так… ну да, если так, это все объясняет.
Глаза его широко открылись, загорелись зеленым, как у кошки, огнем.
– Так. Я все обдумал. А вы? – тихо сказал он.
Собеседники, погруженные в собственные мысли, от неожиданности вздрогнули.
– Я тоже думал, – смешался мсье Бук. – Но так и не пришел ни к какому выведу. В конце концов, раскрывать преступления – ваша профессия, а не моя.
– Я тоже со всей серьезностью думал над этим вопросом, – бессовестно сказал доктор, с трудом отрываясь от занимавших его воображение малопристойных картин. – У меня родилось множество самых разнообразных теорий, но ни одна из них меня полностью не удовлетворяет.
Пуаро одобрительно кивнул. Его кивок словно говорил:
«Вы правы. Вам так и следовало сказать. Ваша реплика пришлась весьма кстати».
Он приосанился, выпятил грудь, подкрутил усы и с ухватками опытного оратора, который обращается к большому – собранию, заговорил:
– Друзья мои, я тоже перебрал в уме все факты, рассмотрел показания пассажиров и пришел к кое-каким выводам. У меня родилась некая теория, которая хотя еще и несколько расплывчата, но все же объясняет известные нам факты. Объяснение весьма необычное, и я не совсем в нем уверен. Чтобы проверить его, мне необходимо провести кое-какие опыты. Для начала я перечислю кое-какие детали, которые мне представляются существенными. Начну с замечания, которым обменялся со мной мсье Бук, когда мы в первый раз посетили вагон-ресторан. Он заметил, что здесь собрались представители самых разнообразных классов, возрастов и национальностей. А ведь в эту пору поезда обычно пустуют. Возьмите, к примеру, вагоны «Афины – Париж» и «Бухарест – Париж» там едут по одному, по два пассажира, не больше. Вспомните, что один пассажир так и не объявился. А это, на мой взгляд, весьма знаменательно. Есть и другие детали, более мелкие, но весьма существенные. К примеру, местоположение сумочки миссис Хаббард, фамилия матери миссис Армстронг, сыскные методы мистера Хардмана, предположение Маккуина, что Рэтчетт сам сжег найденную им записку, имя княгини Драгомировой и жирное пятно на венгерском паспорте.
Собеседники уставились на Пуаро.
– Вам эти детали ничего не говорят? – спросил Пуаро.
– Абсолютно ничего, – честно признался мсье Бук.
– А вам, господин доктор?
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
Тем временем мсье Бук, ухватившись за единственную упомянутую его другом вещественную деталь, перебирал паспорта. Хмыкнув, он вытащил из пачки паспорт графа и графини Андрени и раскрыл его.
– Вы об этом говорили? О грязном пятне?
– Да. Это очень свежее жирное пятно. Вы обратили внимание, где оно стоит?
– Там, где приписана жена графа, точнее говоря, в начале ее имени. Впрочем, должен признаться, я все еще не понимаю, к чему вы ведете?
– Что ж, подойдем к вопросу с другого конца. Вернемся к платку, найденному на месте преступления. Как мы с вами недавно установили, метку Н могли иметь три женщины: миссис Хаббард, мисс Дебенхэм и горничная Хйльдегарда Шмидт. А теперь взглянем на этот платок с другой точки зрения. Ведь это, мои друзья, очень дорогой платок, objet de luxe ручной работы, вышитый в парижской мастерской. У кого из пассажирок – если на минуту отвлечься от метки – может быть такой платок?
