Край льда - Юмэно Кюсаку
Мне сделалось нестерпимо стыдно и как я сболтнул такое? Пускай увольняют из рядовых первого разряда...
— Так точно! Я, Уэмура, должен отнести этот узелок в «Серебряный месяц» и передать счетоводу либо хозяйке. А если никого не будет, доставить обратно.
— Хорошо. Знаешь, как хозяйку зовут?
— Никак нет.
— Томи Томинага. Понял? — Фельдфебель был крайне серьезен.
Я обмотал ноги портянками, нацепил оружие и вышел на улицу.
Не скрою, я был чрезвычайно доволен. Мою грудь переполняло счастье, ведь я неожиданно вырвался из объятий смертельной скуки. И чем дальше я отходил от штаба, тем ярче разгоралась радость спасения. Избегая суеты Китайской улицы, я свернул на широкий бульвар, который вел ко Второму парку.
Кроны вязов и тополей, шумевшие по обе стороны бульвара, уже дышали поздней, совсем японской осенью. По пути я заглядывал в обширный парк, пешеходные дорожки которого окаймляла живая изгородь; в частные сады, где виднелись тополиные стволы и ядовито-яркие, похожие на гигантские сладости, грядки; с любопытством глазел на клумбы, что изобиловали пышно цветущими кактусами, пальмами, китайскими астрами и георгинами; на ряды стоящих сплошной стеной домиков. Из окон расположенной поодаль доносилась необычная мелодия китайской цитры. Везде и во всем царила харбинская полуденная размеренность. До чего ж хорошо! Я * медленно шел, насвистывая и вглядываясь в буроватый дымок, который поднимался из труб.
Где же сейчас Хосигуро и Тонаси? Да и сообщники ли они... А как бы действовал я на их месте? Зная заранее, что представляет из себя поисковая комиссия, я бы не слишком боялся, однако недооценивать жандармов тоже нельзя. Тут надо серьезно пораскинуть мозгами. Интересно, учитывает ли кто-то психологическое состояние, преступников,... Поймать беглецов на железной дороге — пара пустяков, как впрочем, и на пароме, который ходит туда-сюда по Сунгари... Единственное безопасное направление — к западу от Харбина. Иными словами, японская полиция страшна лишь в легкодоступных районах. Отправиться туда — все равно что добровольно сдаться. Это любому ясно. Но если избрать другой маршрут, наверняка можно затеряться среди огромной волнистой равнины, что окружает Харбин, ведь там не отличить человека от мошки. Впрочем, опасностей и и таком случае полным-полно. Первая из них — голод, неизбежный в походе по равнинам Сибири и Маньчжурии. Хосигуро и Тонаси придется на собственной шкуре испытать, множество лишений и бед. К тому же неизвестно, где именно находятся деревни красных, которые готовы растерзать любого японца. Если бы отряд *** направился туда, его бы в мгновение ока порвали в клочья.
Что же делать? Можно остаться в Харбине и залечь на дно, пока шумиха не успокоится. В Нахаловке и Фуцзядане предостаточно притонов. Да и само название — Нахаловка, как я слышал, говорит о царящих там нравах. Покажи две-три десятииеновые бумажки русской женщине в шелковой блузке и с алыми напомаженными губами или старухе в красном свитере, которая держит игорный дом, и живи у них спокойно неделю, а то и полторы. Хотя все проще! Достаточно смешаться с толпой на улице Пиканли в Фуцзядане, где много публичных домов, и заглянуть в кирпичное здание под вывеску с красным бумажным фонарем. Снимая женщин, похожих на двенадцати-тринадцатилетних девочек (именно таких ценят китайцы), ты пребываешь в полной безопасности. Так говорят.
Иных путей, думаю, нет. Но если уж Хосигуро прихватил с собой толмача, он явно знает, что делает. Впрочем, уверен, что поисковая комиссия следует другой логике...
Размышляя таким образом, я брел позевывая по городу и в какой-то момент чуть не выронил голубой узелок, прижатый под мышкой, и тут меня пронзила неожиданная догадка. Теперь я думаю, что эта внезапная мысль повлекла за собой не только перемены в моей душе, но и привела ни много ни мало к перемене политического климата в Восточной Азии!
Нет, я не могу объяснить, что случилось. Быть может, я поддался влиянию злого духа. Теперь (и чем дальше, тем более явственно) мне кажется, что нынешняя ужасная ситуация — плод трудов одного из харбинских демонов скуки: он принял облик известного детектива и проник в мою остриженную башку. Едва схватившись за книгу, я будто прозрел: а что, если интендант Хосигуро скрывается в «Серебряном месяце»?! Догадка моя действительно была небезосновательной. Очевидно, что бухгалтерская книга, которую я нес, содержала доказательства растраты. Возможно подельники не только встретились в «Серебряном месяце» (прежде я ничего не слышал об этом заведении), но и скрываются там же! Жандармы не выдвинули подобной версии, но, полагаю, даже самый тупой японский детектив заподозрил бы тут неладное.
Размышляя на эту тему, и преисполнился решимости и не заметил как ноги сами привели меня к трехэатажному, облицованному кирпичом цвета хаки европейскому зданию. Затрудняюсь определить его архитектурный стиль, но отмечу, что в глаза мне бросились чрезвычайно узкие вертикальные окна, шиферная крыша и японские фонари, которые, как ни странно, пришлись тут к месту. Окна второго и третьего этажей были закрыты голубыми шторами, и казалось, что это на редкость пустынное и мрачное сооружение впитывает в себя осенний свет...
Чуть колеблясь, я приоткрыл дверь узорчатого стекла, в которой отражались прохожие, но, поддавшись детективному настроению, обогнул здание и проник в него с черного хода. «Серебряный месяц» оказался первоклассным харбинским рестораном. Там были и самые роскошные во всей Северной Маньчжурии кабинеты в японском стиле, и богатые приватные залы под названием «Московские пещеры».
От прихожей — десяти квадратных метров, устланных белой плиткой, я свернул направо, в паркетный коридор, по обеим сторонам которого виднелись двери. Они открывались одна за другой — похоже, началась полуденная уборка.
Замешкавшись, я наконец надавил на кнопку звонка. В глубине коридора послышались шаги, и ко мне вышла девушка лет шестнадцати. Не успела она остановиться, как я принялся кланяться и закричал:
— Я из штаба, пришел к господину Саками!
В это мгновенье сбоку открылась дверь в приемную и показалась очаровательная зрелая дама с изящной прической марумагэ. Хозяйка одновременно напоминала Акико Ёсано и Акико Ито (обе женщины отличались свободными нравами). Огромные выпуклые глаза, темные и влажные молочно-белая полупрозрачная кожа, небольшой рот — все это придавало ей невыразимую болезненную притягательность.
Мельком глянув на меня, она поклонилась и коснулась пальцами пола.
— Саками только что ушел. Меня зовут Томинага.
— Томи Томинага?
— Да. — Хозяйка уселась передо мной на пол.
Моргая большими глазами, она источала призрачное очарование. Я застыл.
— Вот бухгалтерские книги... вчерашние... — Мои слова посыпались как галька.
— А, благодарю. Всегда рада видеть...
— Только не пишите, пожалуйста, что это бухгалтерские книги.
— Хорошо, — хозяйка с улыбкой принялась развязывать узелок, его содержимое было упаковано в газету
— Тогда напишу,что получила предмет в бумажной обертке. — Улыбка на ее лице стала еще шире.
— Да, спасибо.
Придя я себя, я осознал, что робеть в таком месте — глупо, и даже ощутил некоторую неприязнь по отношению к хозяйке, которая с первого взгляда очаровала меня.
— Договорились! — Она со смехом поднялась и, заметив шеврон на моем рукаве, вдруг замерла. — Пройдемте к столу, я распишусь и документах...
Не успела хозяйка договорить, как выбежала девушка и предложила мне чехлы для обуви.
— Э... — я замялся.
Конечно, простому дежурному нечего делать в таком месте. В иных обстоятельствах я бы поспешно ретировался, но, будучи при исполнении служебных обязанностей, не имел права выбора. Однако, что весьма удивительно, я не испытывал чувства неловкости. Напротив, манеры хозяйки, которая словно намекала на что-то, подстегнули мое любопытство. Я расхрабрился и, молча озираясь, направился в приемную.
Это была поистине роскошная комната, полная загадочных витиеватых безделушек. Однако из-за царящего там полумрака я поначалу мало что мог разобрать. Но со временем глаза привыкли к темноте, и я понял, что помещение оформлено в эклектичном индийско-китайском стиле. Усевшись в невысокое, обитое шелком кресло, я ощутил его упругость, а когда из вентиляционных отверстий повеяло благовониями, залился румянцем.
