Дэвид Дэвис - Шум вокруг дарлингтоновской подмены
— Но картину возвратили в целости и сохранности.
— Пришлось. В чем и заключается сейчас для Руперта Дарлингтона вся проблема.
Холмсу нравилось ошарашивать меня загадочными заявлениями и наблюдать мою реакцию. Но я давно уже понял, что, независимо от этой реакции, известиями он делился со мной не раньше момента, который счел бы для этого подходящим. Теряясь в догадках о том, в чем могла бы состоять проблема Руперта Дарлингтона, я знал, что, попробуй я расспрашивать его об этом, никакая настойчивость мне не поможет: в той или иной форме, но в ответе мне будет отказано. По этой причине я сделал попытку увести нашу беседу в русло более перспективное, но лишь затем, чтобы встать в тупик перед другой загадкой.
— Какой же следующий ход нам предстоит?
— Мы посетим собачника, — осклабился Холмс.
* * *Не прошло и часа, а мы уже тряслись в дребезжащем двухколесном наемном экипаже, направляясь в восточную часть города. Я услышал, как Холмс называет кэбмену адрес — Коммершл-стрит, возле Хаундсдитч-роуд — район убогий, не вызывающий приятных ассоциаций. Холмс сидел в кэбе, откинувшись на спинку сиденья, худое бледное его лицо выражало глубокую задумчивость.
— Кто или что такое этот самый собачник и зачем мы к нему едем? Разве просьба сопровождать вас туда не предполагает необходимости объяснить мне цель этого визита? — съязвил я.
— Ну конечно же, дружище. — Холмс улыбнулся и отечески похлопал меня по плечу. — О чем я только думал, держа вас в неведении! Так вот: собачником я прозвал Джошуа Джонса, чей дом кишит этими животными. Неумеренная любовь его к собачьему племени заставила его жену и детей покинуть этот дом. Нежность и внимание, какими он окружает всевозможных подобранных им дворняжек, несравнимы с чувствами, которые он питает к собственным своим чадам и домочадцам. Но при этом он обладает огромным талантом живописца. А еще… — Холмс склонился ко мне и, понизив голос до драматического шепота, произнес: — Он является величайшим из современных мастеров-копиистов. Лишь самый проницательный из экспертов мог бы отличить подлинную «Мону Лизу» от изготовленной Джонсом копии. Мне случалось раз-другой прибегнуть к его помощи, когда в расследованиях требовались копии. Вам понятно, зачем он может пригодиться нам сейчас?
— Не совсем.
— Я заподозрил Джонса в причастности к вчерашней нашей утренней истории. Вы, может быть, помните, как, рассматривая Гранвиля, я поинтересовался у Дарлингтона, есть ли в доме собака?
— Да, помню.
— Сделал я это потому, что через линзу увидел несколько прилипших к раме собачьих волосков, причем принадлежащих собакам как минимум трех разных пород. Мне стало совершенно ясно, что в то или иное время картина побывала в доме, где ее могли так или иначе коснуться, задев либо потеревшись об нее, собаки разных пород. В каком же доме могло такое произойти, как не у Джошуа Джонса?
— Который делал копию картины…
Холмс кивнул.
— Это я понимаю, но почему тогда в дом вместо копии вернули подлинник?
— Вот в этом-то все дело! Почему у меня и возникло желание проверить гипотезу на моем приятеле мистере Джошуа Джонсе.
* * *Коммершл-стрит являла собой вид поистине неприглядный: ветхие покосившиеся дома, множество окон заколочено. Остановив кэб на углу, Холмс велел кэбмену нас ждать. Тот нехотя согласился, и мы пошли вдоль ряда унылых строений. Стайка оборванных и истощенных ребятишек гоняла мяч на мостовой. Не обращая на нас ни малейшего внимания, они с пронзительными воплями лезли нам под ноги и едва не задевали худыми своими локтями.
— Если этот Джонс так преуспевает в своей профессии, — сказал я, — почему бы ему не поселиться в более приличном районе?
— Думаю, что в Лондоне у него имеется и другой дом, где живут жена и двое детей, но, так как по требованию жены ни одна собака не смеет переступить порог того дома, Джонс довольствуется обществом собак, с которыми и проводит почти все свое время.
Наконец мы поравнялись с домом 23, такой же развалюхой, как и прочие на этой улице, где обнаружили синюю дверь с проржавевшим дверным молотком. Окно над дверью было занавешено и не пропускало внутрь ни дневного света, ни каких-либо впечатлений извне. Холмс громко постучал в дверь, на что из дома как эхо моментально отозвалась какофония собачьих голосов — лай, тявканье и скулеж, как будто с поводка спустили свору охотничьих псов.
— Надеюсь, что собаки эти будут вести себя мирно, — сказал я с некоторой опаской.
— Я тоже на это надеюсь, — заметил Холмс и вновь громко постучал в дверь, чем вызвал новый залп собачьего оживления и прозвучавший на этом фоне человеческий голос. Через мгновение ключ в замке повернули, и дверь со скрипом приотворилась на несколько дюймов, а в щели показалась бусина глаза, за которой последовал крючковатый нос.
— Что вам надо? — спросил мужчина.
— Получить от вас кое-какие сведения, Джошуа, если вы будете так любезны.
— О, да это мистер Холмс, — произнес голос уже мягче и доброжелательнее. — Только дайте мне минуту запереть моих песиков. Не хочу, чтоб кто-нибудь из них очутился на улице. Собачатина здесь у нас в большой цене. — С этими словами он опять закрыл дверь, после чего послышались звуки, свидетельствовавшие о том, что свора перенаправлена куда-то в глубины дома.
Спустя немного времени дверь опять отворилась, на этот раз достаточно широко, чтобы можно было разглядеть обитателя дома — сухопарого мужчину лет семидесяти, в чем убеждала его седая растрепанная грива, тусклый взгляд красноватых глаз и сухая морщинистая кожа. Одет он был в мешковатые панталоны, синюю рубашку без воротничка и вытянутую бесформенную шерстяную блузу зеленого цвета, заляпанную красками.
— Входите, джентльмены, прошу!
Проходя по грязному коридору в не менее грязную гостиную, мы видели только двух собак, увязавшихся следом за хозяином. В воздухе стоял тяжелый запах собачьей шерсти. Из-за двери соседней комнаты доносились лай и скулеж, время от времени прерываемые неистовым царапаньем, с которым та или иная неугомонная псина стремилась вырваться на волю.
Приглушенные звуки этого тайного ропота у хозяина вызвали лишь добродушную усмешку.
— Не любят мои песики оставаться одни, без папочки! — сказал он и осклабился, обнажив неровный ряд прокуренных зубов, после чего небрежным жестом указал на продавленный диван, предлагая сесть. — Итак, мистер Холмс, чем могу быть полезен?
— Мне нужно кое-что выяснить.
Еле заметное смущение заволокло взор мистера Джонса.
— Ну, как вам известно, в этой сфере я предпочитаю действовать сдержанно и осмотрительно. Я не могу себе позволить делиться секретами клиентов, в противном же случае очень скоро клиентов у меня попросту не будет.
