Агата Кристи - Приключения мистера Иствуда
– Вы прочтете об этом в завтрашних газетах, сэр.
– «Быть может, завтра я проснусь, состарясь на десять тысяч лет», – процитировал Энтони. – Думаю, инспектор, вы могли бы удовлетворить мое вполне законное любопытство. Отбросьте официальную сдержанность и расскажите мне все.
– Не имею права, сэр.
– Несмотря на то, что мы с вами так подружились, дорогой инспектор?
– Ну ладно, сэр. Анна Розенбург была немецкой еврейкой и жила в Хэмпстеде. Не имея никаких явных источников дохода, она становилась все богаче с каждым годом.
– В отличие от меня, – заметил Энтони. – Мои источники дохода вполне очевидны, и я с каждым годом становлюсь все беднее. Возможно, мне следовало бы поселиться в Хэмпстеде. Я всегда слышал об этом месте только хорошее.
– Одно время, – продолжал Веролл, – она занималась скупкой поношенной одежды...
– Это все объясняет, – прервал Энтони. – Помню, после войны я продавал свою форму – не полевую, а все остальное. Вся квартира была набита красными брюками и золотыми галунами, представленными в лучшем виде. Ко мне в «Роллс-Ройсе» приехал толстяк в клетчатом костюме в сопровождении слуги с огромной сумкой. Он предложил за все один фунт десять шиллингов. В конце концов я добавил охотничью куртку и цейсовский бинокль, чтобы получить хотя бы два фунта. По сигналу хозяина слуга открыл сумку, запихнул туда все, а толстяк швырнул мне десятифунтовый банкнот и потребовал сдачу.
– Лет десять назад, – снова заговорил инспектор, – в Лондон прибыли несколько испанских политических беженцев – среди них некий дон Фернандо Феррарес с молодой женой и ребенком. Они были очень бедны, а жена тяжело болела. Анна Розенбург пришла к ним и спросила, нет ли у них чего на продажу. Дона Фернандо не было дома, и его жена решила расстаться с чудесной, богато расшитой испанской шалью – одним из последних подарков мужа перед их бегством из Испании. Когда дон Фернандо вернулся и услышал о продаже шали, он страшно разгневался и решил вернуть ценную вещь. Но когда ему наконец удалось разыскать Анну Розенбург, та заявила, что уже перепродала шаль женщине, имени которой она не знает. Дон Фернандо был в отчаянии. Спустя два месяца его ударили ножом на улице, и он умер от ран. С этого времени у Анны Розенбург появилось подозрительное количество денег. В течение последующих десяти лет ее дом был взломан не менее восьми раз. Первые четыре попытки оказались тщетными – ничего не было украдено, но в следующие четыре раза воры похитили ряд вещей, в том числе расшитую шаль.
Инспектор умолк, но заговорил снова, подчиняясь нетерпеливому жесту Энтони:
– Неделю назад Кармен Феррарес, молодая дочь дона Фернандо, прибыла в Англию из французского монастыря, где она воспитывалась. Первым делом она разыскала в Хэмпстеде Анну Розенбург. Одна из служанок сообщила, что между ними произошла бешеная ссора, а уходя, Кармен Феррарес крикнула старухе: «Вы еще пожалеете! Все эти годы вы богатели за ее счет, но я клянусь, что в конце концов она принесет вам несчастье! Вы не имеете на нее морального права, и настанет день, когда вы пожалеете, что вообще видели Шаль Тысячи Цветов!»
Через три дня Кармен Феррарес таинственно исчезла из отеля, в котором она остановилась. В ее комнате была обнаружена бумага с именем и адресом Конрада Флекмана, а также записка от человека, якобы являющегося антикваром, где спрашивалось, не хочет ли Кармен Феррарес продать вышитую шаль, которая, как он полагает, находится в ее распоряжении. Адрес в записке оказался фальшивым.
Ясно, что шаль – средоточие всей тайны. Вчера утром Конрад Флекман приходил к Анне Розенбург. Она заперлась с ним на целый час, а после его ухода была вынуждена лечь в постель, настолько ее потряс разговор с ним. Тем не менее Анна Розенбург приказала впустить Флекмана, если он снова придет повидать ее. Около девяти вечера она ушла из дому и не вернулась. Ее обнаружили сегодня утром в доме, где проживал Конрад Флекман, заколотой ножом в сердце. На полу рядом с ней нашли... как вы думаете, что?
– Шаль Тысячи Цветов? – выдохнул Энтони.
– Нечто более зловещее – раскрывающее всю тайну шали и ее истинную цену. Простите, думаю, это шеф.
Послышался звонок, инспектор вышел. Энтони, сдерживая нетерпение, стал ждать его возвращения. Теперь его не беспокоила ситуация, в которой он очутился. Как только полицейские возьмут его отпечатки пальцев, они осознают свою ошибку...
А потом, может быть, позвонит Кармен...
Шаль Тысячи Цветов! Какая странная история – и как она подходит к этой экзотической смуглой красавице...
Кармен Феррарес...
Энтони с трудом очнулся от грез. Почему задерживается инспектор? Он встал и открыл дверь. В квартире было тихо. Неужели полицейские ушли, не сказав ему ни слова?
Энтони вышел в соседнюю комнату. Она была пуста, как и гостиная, – и не просто пуста. Боже милостивый! Его эмали! Его серебро!
Он быстро обошел всю квартиру. Везде было то же самое. Все комнаты обчищены, и все ценные вещи – а Энтони обладал отменным вкусом коллекционера – бесследно исчезли.
Стиснув руками голову, Энтони со стоном поплелся к стулу. Но звонок в дверь вынудил его подняться. На пороге стоял Роджерс.
– Простите, сэр, – заговорил швейцар, – но джентльмены думали, что вам может что-нибудь понадобиться.
– Джентльмены?
– Двое ваших друзей, сэр. Я помог им упаковывать вещи. К счастью, у меня в подвале нашлись два хороших ящика. – Его взгляд устремился на пол. – Я постарался вымести всю солому, сэр.
– Вы упаковывали вещи? – простонал Энтони.
– Да, сэр. Разве вы этого не хотели? Высокий джентльмен велел мне все упаковать, а так как вы были заняты разговором с другим джентльменом в задней комнате, я не стал вас беспокоить.
– Я с ним не разговаривал, – сказал Энтони. – Это он говорил со мной, черт бы его побрал.
Роджерс кашлянул.
– Очень сожалею, что вам пришлось это сделать, сэр, – пробормотал он.
– Что сделать?
– Расстаться с вашими маленькими сокровищами, сэр.
– Что-что? Ах да. Ха-ха! – Энтони невесело усмехнулся. – Полагаю, они уже уехали? Я имею в виду... мои друзья.
– Да, сэр. Я погрузил ящики в такси, высокий джентльмен снова поднялся наверх, а потом они оба спустились и сразу же уехали... Простите, сэр, что-нибудь не так?
У Роджерса были все основания для этого вопроса. Стон, который издал Энтони, неизбежно вызывал подобные предположения.
– Спасибо, Роджерс. Все не так, но я понимаю, что вас не в чем винить. Идите, мне нужно позвонить по телефону.
Пятью минутами позже Энтони излагал свою историю инспектору Драйверу, сидящему напротив него с записной книжкой в руке. В отличие от инспектора Веролла инспектор Драйвер был несимпатичным человеком и казался Энтони ходульным сценическим воплощением сурового полисмена. Еще один пример превосходства искусства над природой!
