Морис Периссе - Свидание у карусели
– Скажите на милость! После каждой встречи ты повторяешь одно и то же.
Бертран досадливо отмахнулся:
– Нет, тебе не понять. Она такая, такая…
– Спокойствие! Ты себя стараешься убедить или меня? Короче, у тебя с ней свидание?
– Ага.
– И, конечно, снова великая любовь? Вместо ответа Бертран пожал плечами:
– Я возьму «меари»? Полагаю, тебе она не понадобится?
– А если бы понадобилась, что бы ты делал? Но Бертран уже сидел за рулем.
Девушка – он вдруг поймал себя на мысли, что ровным счетом ничего о ней не знает, даже имени – назначила ему свидание в десять вечера, а протикало только девять, и на улице было еще совсем светло. Взбудораженный и рассеянный Бертран просто не знал, как убить этот час. При дневном свете место вчерашнего праздника потеряло всю свою магическую силу. Площадь напоминала забытую после киносъемки декорацию, а стоявшая без дела карусель, с ее неподвижными деревянными лошадками и прочими фигурами, глазевшими в пустоту, была похожа на огромный музейный экспонат. Когда, почти синхронно, вдруг вспыхнули гирлянды, засветились дома, стенды тиров и карусель, когда из десятков динамиков грянула музыка, Бертрана словно ударило током.
Вчера он едва рассмотрел этот антураж, почти не слышал назойливой музыки – все его внимание было поглощено странной девушкой с невидящим взглядом. Сегодня, без девушки, праздничное убранство, вся эта музыка, усиленные во сто крат звуки показались ему просто невыносимыми.
Толкаясь среди снующих взад-вперед людей с губами, облепленными сахаром от вафель и пончиков, среди девушек и парней, которые мерились способностями с хитроумными игральными автоматами или проверяли свою меткость в тире, Бертран отдался на волю толпы и без конца поглядывал на часы.
В сущности, этот людской муравейник не имел для него никакого значения, вечер мог начаться только тогда, когда снова появится та девушка.
Но время еще не подошло, и Бертран обнаружил, что люди внимательно рассматривают его, переглядываются и, судя по всему, обмениваются мнениями на его счет. Он не сразу догадался, что рабочие со стройки поздоровались с ним, а он даже не заметил. Вернее, изобразил рукой в ответ что-то неопределенное, сознавая всю нелепость своего жеста и своего присутствия здесь на сельском празднике. Рабочие небось терялись в догадках – что это здесь делает в одиночестве праздношатающийся и отрешенный инженер.
В десять часов Бертран вдруг вспомнил, что даже не уточнил у незнакомки места встречи, и обвел застывшим взглядом все прибывающую толпу. А что, если он не найдет девушку в этой толпе, куда больше вчерашней. Без девушки карусель с деревянными лошадками и знакомой музыкой, казалось, вертелась напрасно, хотя детей на этот раз тоже было гораздо больше. Они крепко держались руками за вожжи из красной кожи или за гриву и катили с торжественным видом, немного скованные под внимательными взорами родителей, одобрительно кивавших при каждом их появлении. Бертран следил за нескончаемым круженьем деревянных коней и методическими движениями колеса в музыкальном автомате, пока не запестрело в глазах. Контролер, хотя и был поглощен сбором пластмассовых жетонов, оторвался на секунду и искоса бросил на него удивленный и тревожный взгляд. Бертрану хотелось подойти к нему и заговорить, по о чем? Накануне тот, похоже, разозлился, увидев, что девушка уезжает с ним.
Бертран терпеливо выжидал, прежде чем взглянуть на часы и вернуться к танцплощадке. Одиннадцать часов! Глядя на дергающиеся поврозь пары, он напрасно ждал слоу, как будто это могло как по волшебству вернуть ему вчерашнюю партнершу. Жара стала липкой, шум несносным, воздух пропитался пылью. Бертрану захотелось сразу и пить и есть, так как он, в сущности, не пообедал днем. Его лихорадило, и он уже не чувствовал себя способным внять голосу разума. К полуночи, отчаявшийся и злой, он решил, что ждать больше не будет. Если рассуждать логически, девушка и не должна была появиться. Но о какой логике может идти речь в безрассудной авантюре, которую он затеял со вчерашнего дня?
Он вернулся к карусели почти опустошенный и, больше не раздумывая, обратился к парню, который пересчитывал желтые пластмассовые жетоны возле кассы. От внимания Бертрана не ускользнуло, что контролер инстинктивно отпрянул, в глазах его вспыхнул панический огонек, нижняя губа нервно дернулась.
– Девушка, на карусели, вчера вечером? Нет, не припоминаю. Вы, должно быть, ошиблись. Эта карусель – для детей, а не для взрослых.
– Ну, ей-богу, не приснилось же мне. Вы ведь сами давали ей жетоны. Вспомните, на ней было длинное бледно-голубое платье…
– Уверяю вас, вы ошибаетесь.
Бертран начал нервничать и сдерживался с большим трудом:
– Я понимаю, что вы не можете помнить всех, кто катается на вашей карусели, но это был исключительный случай! Она прокатилась не меньше десяти раз!
Парень продолжал отрицательно мотать головой, и Бертрана охватило желание двинуть кулаком по этому внезапно побледневшему лицу, чтобы в беспокойных светлых глазах наконец вспыхнул взгляд. Но тут же он осознал всю бессмысленность подобного акта. Как можно требовать невероятного?! Спрыгнув на землю, он большими шагами направился к стоянке своей «меари», окруженной со всех сторон машинами.
Долго пришлось маневрировать и даже расталкивать машины, прежде чем он выбрался из ловушки. Вне себя от бешенства и в то же время с горечью он представил, как будет возвращаться домой.
Несясь по шоссе, он спрашивал себя, уж не сошел ли он с ума? Контролер совершенно явно лгал, но с какой целью, не с тем же, чтобы укрыть кого-то?
У пальмовой аллеи, где накануне сошла незнакомка, Бертран затормозил. Он понимал, что это бесполезно, но что-то изнутри подталкивало его пойти взглянуть на дом за деревьями. Аллея вела к поместью Гренуйер – машинально прочел Бертран на эмалевой табличке у входа – просторному участку с расходящимися от него до самого горизонта виноградниками. В центре – огромный квадратный дом с закрытыми ставнями и четырехскатной высокой крышей. Приземистая ограда вокруг дома служила основанием для высокой железной решетки. Ворота из кованого, но обветшавшего железа были заперты, равно как и небольшая калитка слева, тоже железная. Ни единой полоски света не пробивалось сквозь ставни или из-под дверей.
Бертран двинулся было вдоль ограды, как вдруг оцепенел от страха – две незаметно подкравшиеся с той стороны собаки свирепо залаяли, чуть ли не бросаясь на решетку.
– Молчать! – вполголоса приказал он.
Но от его обращения псы – немецкие овчарки – только еще больше рассвирепели. Бертран услышал, как ставни стукнули о стену, но тем не менее ни одно окно на фасаде не открылось. Может быть, сзади? Однако рассмотреть что-либо было невозможно – стена уходила в глубь двора и тянулась до самого леса, служившего естественным пределом поместья.
