Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет
Ориан плеснула на донышко стакана виски и на несколько секунд закрыла глаза. Она вспомнила, что они решили вместе провести часть июля на острове Ре. Изабелла попросила Ориан обеспечить жилье в Арсе или близ маяка Бален. У Александра остлались детские воспоминания об этих местах, Ориан предупредила его, что в наше время Ре вовсе не тихое и спокойное местечко, там вовсю веселятся богачи из VI округа и снобы из XVI округа, проводя время в рыбных ресторанах или на катерах.
Но Александр своего намерения не изменил. «Я так много должна тебе рассказать» — эти слова Изабеллы показались Ориан очень малозначащими. Они не виделись два года, и ей тоже было что рассказать подруге. Вот разве тон немного огорчил. Но Ориан отнесла это на счет выпитых на посольских приемах коктейлей.
Потребовалось внутренне собраться, чтобы приступить к уточнению обстоятельств того, что посол Франции в Либревиле назвал «самоубийством этого бедного Леклерка». По словам дипломата, Александр в последнее время был крайне возбужден, несдержан, иногда агрессивен, словно в нем нечистая сила завелась. В записке врача пояснялось, что судья страдал от болей в желудке и, не исключено, переживал депрессию. Были указаны и названия двух прописанных ему лекарств. Одно из них, уточнял врач, принятое в чрезмерной дозе, могло дать импульсы к самоубийству.
Ориан заволновалась, с первого взгляда обнаружив некоторые несоответствия в рассказе о трагическом конце Леклерка. Из Либревиля он уехал один на своем джипе «ренджровер» — дорогой вдоль побережья, потом направился к лагуне, по дороге заправился и попросил залить в канистру тридцать литров бензина. Потом он гнал джип в сторону океана — до тех пор, пока та не увязла в песке. Тогда Александр Леклерк продолжил путь пешком, направляясь к небольшому выступу над пляжем. В руке он нес канистру. Он облил себя бензином, щелкнул зажигалкой. На рассвете следующего утра безжизненное тело нашел один рыбак. Торс и руки Александра были обезображены. В тот же вечер судебно-медицинские эксперты Либревиля составили заключение о самоубийстве и выдали разрешение на предание трупа земле. Тело судьи временно хранилось в морге, так как его супруга Изабелла воспротивилась захоронению, прежде чем не будет проведено повторное обследование следственной комиссией, назначения которой она требовала от французских властей.
— Педофил, гомосексуалист, самоубийца? А еще что? — вдруг вскричала Ориан, отбрасывая досье.
Страницы досье были пронумерованы от 1 до 14. Страницы 7 и 8 отсутствовали. Почему? В приложении находилось письмо, написанное рукой Александра. Ориан сразу узнала его тонкий, аккуратный почерк с высокими буквами, его почти разговорную речь. В этой короткой записке, которая, чувствовалось, была написана с некоторой нервозностью, Александр информировал посла Франции в Либревиле о своем намерении вернуться во Францию «по личным мотивам». Стояла дата — 26 марта, через сорок восемь часов его не стало.
3
Ориан любила приходить в контору первой. Здоровое возбуждение овладевало ею зимой, когда она входила в дверь старинного особняка на Итальянской улице, отделанного и вычищенного на денежки’Республики, дабы благопристойно вселить туда орду «Финансовой галереи». «Чтобы гоняться за грязными деньгами, мы должны трудиться в чистоте!» — настаивал Леопольд Гайяр, выколачивая деньга. К нему прислушались. Не один обозреватель жаловался на иронию судьбы, которая подвигла Государственную канцелярию отобрать обитель газеты «Монд» у журналистов для того, чтобы заселить ее ищейками «Галереи», И теперь Эдгар Пенсон развивал свой талант журналиста на левом берегу.
Ориан Казанов стала хозяйкой этого дома. Утром ее первая улыбка предназначалась вахтеру, перед глазами которого когда-то прошло столько корифеев прессы.
Уже несколько месяцев фотографы «Матч» и самых толстых газет осаждали Итальянскую улицу в надежде запечатлеть красавицу Ориан, особенно в дни, когда она заявлялась во всем красном, уверенно, решительным шагом постукивая по брусчатке каблучками своих черных сапожек. Объективов она не боялась, только опасалась, как бы из нее не сделали «нефтяную королеву», которой она не была. «Знали бы эти люди мою жизнь», — думала она, когда до нее доходили слухи о ее богатстве, куче любовников и уик-эндах в Довиле… И это о ней, которая заботилась о своей астматической четырнадцатилетней кошке и мечтала о принце, нежном и прекрасном, за которым она последует на край света, если он будет хорошо воспитанным.
Ориан направилась к своему кабинету, но, открывая дверь, заметила полоску света, выбивающуюся из-под застекленной двери ее патрона. Взглянула на часы: семь с четвертью. Не в привычках следователя Гайяра приходить в такую рань. Ориан постучалась. Приглушенный голос пригласил ее войти. Старый сыщик, обмякнув, сидел в своем кресле, голова его вжалась в плечи, набрякшие веки нависли над поблекшими, некогда голубыми глазами, которые производили неизгладимое впечатление на обвиняемых все сорок лет службы Гайяра. Ориан поняла, что следователь оставался здесь всю ночь. В комнате стоял запах трубочного табака.
— Присаживайтесь, — произнес он, взглянув на молодую женщину. — У меня была ночь вопросов и ответов. Я спрашивал себя о том, куда идет наша чертова юстиция, раз мы закрываем глаза на коррупцию, расписываемую на первых полосах всех газет, ноне можем вмешаться? Посмотрите, что делается с экономикой. Так вот, клянусь ордером на арест, что все эти, такие с виду приличные фирмы по крайней мере хоть раз да прокрутили свои деньги, использовали липовые бумаги, скрыли доходы, открыли номерные счета, получили и дали взятку, купили чиновников, политиков… И почему бы не судей и следователей? А нас устраивают, как халифов, в османском особняке, нас ублажают, засыпают факсами, покрывают глазурью, но стоит мне надавить на какой-нибудь банк, у которого рыло в пуху, как из Министерства юстиции следует окрик — мне напоминают о моем возрасте и о том, что час моей пенсии приближается!
Среди бумаг, лежащих на бюро Гайяра, Ориан увидела толстую зеленую папку, на которой маркером было написано: «Банк Рональд». Уже несколько месяцев Гайяр расставлял сети вокруг банка, который, похоже, финансировал многие организации правого и голлистского толка. Некая газетенка проболталась, что известный следователь отыскал не меньше ста семидесяти четырех холдингов, организованных банком, и центр со штаб-квартирой в Вануату. Подобная делокализация придавала ежегодным отчетам банка легкий аромат экзотики, поскольку все счета были составлены на основе местной валюты этой старой британской колонии, некогда названной Новые Гебриды. Среди частных клиентов банка Рональда фигурировало несколько действующих министров и один бывший премьер.
