Джон Карр - Мои покойные жены
– Привет, Деннис! – окликнул женский голос. Берил, выглядевшая слегка обеспокоенной, поджидала его у входа в фойе.
Деннис никак не мог свыкнуться с мыслью о женщине-режиссере. Он воображал представителей этой профессии нервно расхаживающими взад-вперед по проходам и рвущими на себе волосы от ярости (что они, видит бог, часто проделывают). Но, однажды посетив репетицию, он был удивлен спокойной деловитостью, с которой эта миловидная девушка управляла Брюсом Рэнсомом.
– Дело в том, что я его понимаю, – объяснила она. – Он сущий ребенок.
– Только не говори это при Брюсе.
– Можешь не волноваться.
Часы на церкви Святого Мартина в Поле показывали без четверти девять – время, когда зрители еще не покинули театры. При бледном свете фонарей Черинг-Кросс-роуд была такой тихой, что Деннис мог слышать радио в аркаде развлечений между театром Гаррика и «Гранадой». Он быстро подошел к Берил.
Ее лицо частично оставалось в тени на фоне света в выложенном мраморными плитками пустом фойе позади. На плечи Берил было наброшено легкое пальто, а густые черные волосы повязаны косынкой по сельской моде. Темно-голубые, широко расставленные глаза слегка выпуклы, как у всех людей с развитым воображением. Мягкий подвижный рот мог выражать множество эмоций.
Берил была в высшей степени импульсивной особой. Казалось, она никогда не пребывала в состоянии покоя. Об этом свидетельствовали ее руки, быстрые глаза и все линии стройной фигуры.
– Дорогой! – воскликнула Берил, подставляя лицо для поцелуя.
Деннис неохотно поцеловал ее, медленно наклонив голову, как человек, которому собираются ее отрубить. Берил весело засмеялась:
– Тебе это не нравится, верно, Деннис?
– Что именно?
– Ужасная театральная привычка целоваться при каждой встрече.
– Честно говоря, нет, – ответил Деннис с достоинством (по крайней мере, надеясь на это). Он не собирался произносить следующую фразу, но она так долго вертелась у него в голове, что вырвалась сама собой. – Когда я целую девушку, то хочу, чтобы это что-то значило.
– Дорогой! Ты имеешь в виду, что мог бы потерять голову и обнять меня прямо здесь?
– Я не имел в виду ничего подобного! – горячо возразил Деннис, возможно тайком сознавая, что это не так.
Настроение Берил внезапно изменилось. Она взяла его за руки и потянула в пустое фойе.
– Я очень сожалею, Деннис! – воскликнула девушка тоном такого глубочайшего раскаяния, словно была готова пасть ниц. – Я позвала тебя, потому что нуждаюсь в твоем совете. Я хочу, чтобы ты поговорил с Брюсом. Кажется, ты один из немногих, кто имеет на него хоть какое-то влияние.
Это уже было гораздо лучше. Деннис Фостер с серьезным видом склонил голову и поджал губы.
– Посмотрим, что можно сделать. А что за неприятности?
Берил колебалась.
– Полагаю, ты знаешь, – она рассеянно кивнула в сторону афиш снаружи, – что послезавтра последний спектакль?
– Да.
– А я, боюсь, даже не смогу остаться на прощальную вечеринку. Завтра во второй половине дня я отправляюсь в Штаты.
– Ты – в Штаты?
– Чтобы наблюдать за бродвейской премьерой – конечно, с американскими актерами. Меня не будет всего три недели. А тем временем Брюс собирается отправиться на длительные каникулы в какое-то деревенское захолустье, которое выбрал в справочнике Брэдшо. Он поедет под вымышленным именем (как это похоже на Брюса!) ловить рыбу, играть в гольф и вести растительное существование.
– Это пойдет ему на пользу, Берил.
– Да, но дело не в том! – Она всплеснула руками. – Неужели ты не понимаешь, что мы должны поговорить с ним сейчас? Иначе он так упрется, что никто не сможет его переубедить. Это насчет пьесы.
– «Князя тьмы»?
– Нет-нет! Новой пьесы, в которой он собирается играть после длительного отдыха.
Зубы Берил вонзились в розовую нижнюю губу. Румянец, появляющийся и исчезающий под слишком белой кожей, делал ее лет на десять моложе теперешних тридцати лет, а сомнение и нерешительность лишь подчеркивали неуемную энергию.
– Занавес опустится через десять минут, – добавила она, посмотрев на часы. – Лучше войдем.
Они спустились по выложенным ковром ступенькам между бело-розовыми стенами старого театра, оказавшись в темноте задних рядов партера.
Пыль, словно исходящая от актерского грима, щекотала им ноздри. Деннис видел сцену как большое яркое пятно, на фоне которого темнели неподвижные головы и спины зрителей впереди. Тишину в партере не нарушали ни кашель, ни шорох. Мисс Магда Берн, игравшая в паре с Брюсом, как раз вышла в одном из своих знаменитых сверхэмоциональных эпизодов, которые ужасно раздражали других актеров, но захватывали публику. Зачаровывающие голос, магия личности Брюса (странно, каким флегматичным он зачастую выглядел не на сцене!) плыли над огнями рампы, как некая физическая сила, более ощутимая, чем сама жизнь.
Но Берил Уэст, которая какое-то время наблюдала за происходящим на сцене, вздыхая и переминаясь с ноги на ногу, сделала жест, выражающий абсолютную безнадежность.
– О боже! – прошептала она.
– Что не так?
– Деннис, хорошо, что шоу закрывается. Это ужасно! Актеры засыхают на глазах… Брюс только что снова это продемонстрировал…
Деннис уставился на нее в темноте:
– Ты имеешь в виду, что они после двух лет начали забывать реплики?
– В том-то и беда, что нет!
– О чем ты?
– Они настолько хорошо знают текст, что произносят его автоматически – играя сцену и думая о своем. В самом напряженном эпизоде Брюс размышляет: «Хм… в четвертом ряду на третьем месте от прохода сидит симпатичная блондинка. Интересно, кто она?» А когда он должен произнести реплику, то не может вспомнить, где находился только что.
– Должно быть, они сыты по горло этой пьесой?
– Еще бы! – Берил тряхнула головой. – Поэтому настаивают на том, чтобы играть свои роли по-другому – не так, как я их учила, – и только все портят. Начинают хихикать на ровном месте и вот-вот рассмеются друг другу в лицо. Только посмотри на этот кошмар!
Для Денниса сегодняшний спектакль мало чем отличался от виденных им ранее. Но теперь и он стал замечать скуку и нервное напряжение за внешне безупречным фасадом игры. Он покосился на компаньонку:
– Ты говорила, Берил, о новой пьесе, в которой собирается играть Брюс.
Помолчав, Берил пожала плечами:
– Один Бог знает, что из этого выйдет. В принципе я не возражаю, чтобы Брюс играл убийцу…
– Убийцу?
– Да. Это внесет приятное разнообразие после стольких пьес, где Брюс изображал замаскированного аристократа, проникающего в семейство из пригорода – пьеса о семейной жизни не может потерпеть фиаско в Англии! – и решающего все проблемы, а в третьем акте объясняющегося в любви девушке, с которой он обращался как добрый друг.
