Пьер Гамарра - Убийце — Гонкуровская премия
— Алло! — сказал Бари. — Алло! Да, это я… Добрый вечер… Ах так… Неужели?
Очень хорошо. Великолепно… Я был уверен… Он согласился? Ну конечно, он не мог отказать… Что? Естественно… Жаль… Больше ничего? Вы измотались? Старик Симони взбешён? Да, как можно больше всяких подробностей. Вот именно. Гоните строки. Что? Фотомонтаж со стариком Симони на фоне чёрного силуэта? Великолепная идея! И можно дать такую подпись: Мосье Симони, прославленный автор сборника Цветы тени, в обществе неизвестного лауреата… В десять часов? Идёт, в десять так в десять. Я ещё не смог связаться с Морелли. Попробую сейчас. До свидания. Вот именно. Спасибо. Вам тоже…
Бари повесил трубку.
— Звонил д'Аржан.
— Что он сказал?
— В общем, ничего нового. Жюри неистовствует. Старик Симони, — вы знаете, поэт Симони, — тоже рвёт и мечет. Он говорит, что это позор для Гонкуровского комитета, и собирается отдать под суд шутника. У д'Аржана превосходная мысль — смонтировать фотографию Симони на фоне силуэта, который будет изображать неизвестного лауреата.
— Недурно!
— Да, чуть не забыл самое главное. Д'Аржану удалось кое-что вытянуть из Морелли.
Вы слышали о Морелли? Он пишет исторические повестушки. Это друг нашей семьи, он не смог отказать нам и дал небольшую информацию. Д'Аржан встретился с ним и засыпал его вопросами. Но самое главное так и остаётся тайной. Мосье Дубуа по-прежнему скрывается. Морелли читал роман и пересказал д'Аржану содержание. Фабула несложная. Это описание одного преступления.
— Детектив?
— Нет, по-моему, нет. Насколько я понял, это нечто вроде мемуаров. Мемуары человека, который поставлен перед необходимостью совершить убийство. Понимаете?
Я же говорю, вам стоит заняться этим делом.
Жозэ рассмеялся.
— Убийство на бумаге! В общем, мосье Дубуа рассказывает историю одного преступления.
— Вот-вот.
— Но сделать отсюда вывод, что убийство было совершено, по-моему, довольно смело.
— Говорят, что преступление описано с большой силой.
Жозэ, посвистывая с нерешительным видом, раскрыл свой портсигар и, поглядев Бари в лицо, сказал:
— У меня есть предложение, которое должно вам понравиться. Вы ведь любите броские заголовки? Предположим, что убийство, описанное Дубуа, действительно самое что ни на есть настоящее.
— Так.
— В таком случае на первой полосе можно дать сногсшибательный заголовок.
Жозэ вынул сигарету, медленно покрутил её между пальцами и, прищурившись, продолжал:
— Именно сногсшибательный: Убийце — Гонкуровская премия. От такого заголовка интеллигентного поэта Гастона Симони может хватить удар. Недурно, а? Убийце — Гонкуровская премия. Убийце…
Глава 3.
ГРОЗДЬ ГНЕВА
Ясность — вежливость писателя.
Жюль РенарД'Аржан, элегантный молодой человек лет тридцати, улыбнулся и левой рукой поправил шёлковый платочек, который торчал у него из верхнего кармана пиджака.
— Да что вы, я нисколько не обижен. Раз Бари так настойчиво предлагает вам заняться этим делом, значит, на его взгляд, оно выходит за рамки литературы.
Думаю, что он прав. У него есть нюх. Он образцовый главный редактор и превосходно разбирается, что может сегодня или завтра пойти под шапкой на первой полосе. У него какой-то дар предвидения.
— Все это так, — ответил Робен, — но это ещё не факт, что преступление на бумаге соответствует истинному преступлению.
Он вежливо поклонился и продолжал:
— Я займусь этим делом только в том случае, если это литературное, как я его называю, преступление примет реальные очертания. Ну, и, естественно, вместе с вами. Ведь я очень мало знаком с литературной средой.
Тонкие губы д'Аржана сложились в улыбку. Она как бы говорила: До чего же нелепая среда! — и в то же время: Это среда, внушающая уважение.
Жозэ встал, подошёл к окну и поднял штору. Сквозь стекло виден был тёмный двор, загромождённый какими-то бесформенными предметами. В глубине стоял грузовик, на нем возвышались огромные рулоны бумаги. Справа ярко сверкали большие окна наборного цеха, в кабинет долетал приглушённый стук линотипов. Слева в нижних этажах было темно. Эту часть здания занимали административно-хозяйственные отделы. Откуда-то очень издалека доносился гул ротационных машин.
Журналисты устроились, чтобы поговорить, в маленьком уютном кабинете д'Аржана.
Стены кабинета были увешаны старинными гравюрами.
— Дождь ещё идёт? — спросил литературный обозреватель.
— Нет, — ответил Жозэ.
Он отошёл от окна.
— В общем, из того, что вам удалось узнать о романе Дубуа, трудно сделать какие-либо выводы. Если отбросить… как бы выразиться… всю литературную оболочку, всякие там психологические и философские отступления, то ничего не останется…
— Да, — согласился д'Аржан. — Правда, я довольно бегло проглядел рукопись, но, судя по тому, что запомнилось, и по моим заметкам, а главное — по пересказу Морелли, фабула в самом деле слабовата.
Жозэ достал из кармана пиджака записную книжечку в молескиновом переплёте.
— Вот я кое-что записал. Посмотрим… Во-первых, место действия… Автор точно не называет. Какой-то маленький городок на Гаронне, в винодельческом районе. Ну, а на берегах Гаронны повсюду виноградники… Но, может быть…
— Простите, не помню, рассказывал ли я, что в начале третьей или четвёртой главы — кстати, она написана блестяще — говорится о шашле…
— О шашле? Тогда ясно, речь идёт о Муассаке, о муассакской шашле!
— И мне так кажется.
— Значит, это мы установили. Но даже если действие романа протекает не в самом Муассаке, то, вероятно, автор знает город и имел в виду именно его. Дальше. На одной из улочек города, обычно тихой и пустынной, убит старый букинист Мюэ… правильно я его назвал?.. Убит тремя револьверными выстрелами. Преступление совершает автор, то есть тот, кто об этом рассказывает. Причина: необъяснимая ненависть.
— Кстати, в этом суть романа, — вставил д'Аржан, — это важнее, чем само убийство, хотя описание его и занимает значительное место. На самом деле убийство — лишь вывод из откровений, сделанных в первых главах.
Жозэ с рассеянным видом провёл рукой по обрезу своей записной книжки.
— Так, — сказал он. — Но оставим пока рассуждения, возьмём только факты. Как по-вашему, улица и лавка описаны там подробно?
— Можно ли по ним узнать, если понадобится, место преступления? Мне кажется, да…
Хотя, как вы понимаете, я не заострял на этом внимания. Рукопись была у меня в руках очень недолго, и я лишь перелистал её. Мне ведь не приходило в голову, что это литературное убийство может соответствовать убийству истинному…
