Агата Кристи - Визит мрачного незнакомца
Что его удивляло больше всего, так это разительная перемена, произошедшая со стоящим над ним человеком. Инспектор Даймчерч был типичным англичанином. Теперь же никто и на секунду не усомнился бы, что это всего-навсего неплохо натасканный иностранец, говорящий по-английски без малейшего акцента.
— Коггинс, друг мой, — обратился бывший инспектор к своему бандитского вида сообщнику, — Возьми-ка дубинку и присмотри за нашим пленником. Я собираюсь вытащить кляп. Надеюсь, мой дорогой мистер Блант, вы понимаете, что закричать сейчас было бы с вашей стороны прямо-таки преступной неосторожностью? Уверен, что вы меня понимаете. Для своего возраста вы довольно смышленый парнишка.
Он ловко выхватил у него изо рта кляп и отступил на шаг.
Томми пожевал затекшими челюстями, пошевелил во рту языком, дважды сглотнул — и не произнес ни слова.
— Вас можно поздравить с такой выдержкой, — заметил Даймчерч. — Я вижу, вы правильно оцениваете ситуацию. Вам что, вообще нечего сказать?
— Есть, но оно подождет, — объяснил Томми. — И хуже от этого не станет.
— А, — протянул Даймчерч. — А вот то, что я могу сказать, ждать не будет. Короче, Блант, где письмо?
— Мой дорогой друг, я просто ума не приложу, — жизнерадостно ответил Томми. — У меня его нет. Да вы и сами это знаете. На вашем месте я бы продолжал искать. Наблюдать, как вы с Коггинсом так дружно играете в прятки сплошное удовольствие.
Лицо Даймчерча потемнело.
— Давайте, мистер Блант, продолжайте дерзить. Видите эту коробочку? Это походный набор Коггинса. Там у него кислота. Да, кислота, — мечтательно повторил он. — А еще всякие металлические предметы, которые можно раскалить, и тогда они становятся красными и очень-очень горячими.
Томми печально покачал головой.
— Диагноз ошибочен, — пробормотал он. — Таппенс ошиблась. Это вовсе не история Хромого. Это история бульдога Драммонда, а вы — неподражаемый Карл Петерсон.[4]
— Что за чушь вы там бормочете? — рявкнул Даймчерч.
— О, я вижу, вы не знакомы с классикой, — заметил Томми. — Печально.
— Дурак несчастный! Будешь ты делать что тебе говорят или нет? Мне что, сказать Коггинсу, чтобы доставал инструмент и начинал?
— К чему такая спешка? — отозвался Томми. — Разумеется, я сделаю все что нужно, если только вы объясните, что именно. Не думаете же вы, что мне нравится быть разделанным и поджаренным на решетке как филе палтуса? Ненавижу, когда мне делают больно.
Даймчерч посмотрел на него с презрением.
— Боже! Что за трусы эти англичане!
— Здравый смысл, дружище, обычный здравый смысл Ну ее, вашу кислоту! Давайте-ка перейдем к делу.
— Мне нужно письмо.
— Я уже сказал, у меня его нет.
— Это мы знаем, знаем также, у кого оно есть. У девчонки.
— Очень может быть, что вы и правы, — согласился Томми. — Она могла спрятать его в сумочку, когда нагрянул ваш приятель Карл.
— Так вы не отрицаете! Умно! Ну хорошо, сейчас вы напишете этой, как вы ее называете, Таппенс записку с просьбой немедленно принести письмо сюда.
— Я не могу… — начал Томми, но закончить не успел.
— Не можешь? Сейчас поглядим. Коггинс!
— Господи, до чего ж вы нетерпеливы. Дождитесь хотя бы конца фразы. Я говорил, что не могу сделать этого со связанными руками. Я, черт побери, не клоун, чтобы писать носом или локтями.
— Так вы согласны написать?
— Конечно. Только об этом и толкую. Из кожи лезу, чтобы быть любезным и услужливым. Вы же, конечно, не причините вреда Таппенс? Уверен, что нет. Она такая хорошая!
— Нам нужно только письмо, — заявил Даймчерч с исключительно неприятной ухмылкой и кивнул своему верзиле напарнику.
Коггинс опустился возле Томми на колени и развязал ему руки. Томми помахал ими в воздухе.
— Гораздо лучше, — заявил он. — Может, любезный Коггинс принесет мне ручку? Она, кажется, на столе. Среди прочей мелочи.
Коггинс угрюмо принес ручку и листок бумаги.
— Думайте, что пишете, — угрожающе посоветовал Даймчерч. — Тут приходится полагаться на вас. Но если что — смерть, и смерть мучительная.
— В таком случае, — заметил Томми, — я буду очень стараться.
Подумав немного, он быстро набросал записку.
— Так пойдет? — спросил он, протягивая готовое послание.
«Дорогая Таппенс, Не могла бы ты срочно занести мне то голубое письмо? Нужно расшифровать его здесь и сейчас. Срочно.
Твой Фрэнсис».
— Фрэнсис? — удивился фальшивый инспектор, поднимая брови. — По-моему, она вас звала не так.
— Поскольку мои крестины вы пропустили, — заявил Томми, — то вряд ли можете знать, мое это имя или нет. Думаю, портсигар, который вы вытащили из моего кармана, — хорошее подтверждение тому, что я говорю правду.
Даймчерч подошел к столу, взял портсигар и, прочтя гравировку «Фрэнсису от Таппенс», криво усмехнулся и положил его обратно.
— Приятно видеть столь разумное поведение, — заметил он. — Коггинс, отдай записку Василию. Он сторожит снаружи. Скажи, пусть отнесет немедленно.
Следующие двадцать минут тянулись очень неспешно, а последующие десять — и того медленнее. Даймчерч расхаживал по комнате, и тучи на его лице все сгущались. Наконец он угрожающе повернулся к Томми.
— Если вы затеяли с нами какую-то игру… — прорычал он — Будь здесь карты, пожалуй, и впрямь можно бы было скоротать время за пикетом,[5] - скучающе заметил Томми. — Женщин вечно приходится ждать. Надеюсь, вы не причините вреда малышке Таппенс, когда она придет?
— Да что вы! — отозвался Даймчерч. — Мы даже устроим так, что вы отправитесь в одно и то же место — оба.
— Попробуй, свинья, — пробормотал себе под нос Томми.
Потом из приемной донесся какой-то шум, и человек, которого Томми видел впервые, просунул в комнату голову и буркнул что-то по-русски.
— Отлично! — воскликнул Даймчерч. — Она идет, и идет одна.
В душе Томми шевельнулось легкое беспокойство. Потом он услышал голос Таппенс:
— О, это вы, инспектор Даймчерч. Я принесла письмо. А где Фрэнсис?
С этими словами она прошла в кабинет, и Василий, набросившись на нее сзади, зажал ей рот ладонью. Даймчерч вырвал из рук Таппенс сумочку и принялся лихорадочно в ней рыться.
Потом он издал радостное восклицание и вытащил голубой конверт с русской маркой. Коггинс хрипло выругался.
И как раз в этот момент всеобщего ликования дверь в кабинет Таппенс беззвучно отворилась, пропуская вооруженных револьверами инспектора Мэрриота и еще двух человек.
— Руки вверх! — раздалась резкая команда. Сопротивления никто не оказал. Положение было слишком уж безнадежным. Пистолет Даймчерча лежал на столе, а его сообщники вообще не были вооружены.
