Эллери Куин - Квин в ударе
— Я тебе позвоню, — через десять секунд ответил агент.
Даллмен назвал ему номер телефона «Холлиса» и положил трубку.
— Он возьмется за это. — Даллмен лег на кровать и уставился в потолок.
Скатни снова запрыгал по комнате.
— Вы напрашиваетесь на неприятности, — заговорил Роджер Фаулер. — Бенедикт плохой актер, Скатни. И я не имею в виду его профессиональные качества.
— Ради бога, Роджер, — сердито сказал маленький человечек. — Неужели мне мало хлопот?
Спустя двадцать минут зазвонил телефон.
— Возьмите трубку, — сказал Даллмен, не вставая с кровати.
— Да? — крикнул Скатни.
— Мы договорились, — сообщил бас Стоуна. — Но вы понимаете, мистер Блуфилд, что должны сами утрясти все с профсоюзом, прежде чем мы шевельнем копытом?
— Да-да. Все сделаю завтра утром.
— Я буду ждать разрешения профсоюза. Как только получу его, Бенедикт выедет к вам.
— Не кладите трубку, — сказал Даллмен.
— Не кладите трубку, — повторил Скатни.
Даллмен устало поднялся с кровати, что-то шепнул Скатни и снова лег.
Скатни поджал губы.
— По моей информации, мистер Стоун, Бенедикт может завтра выехать в Райтсвилл, но оказаться в отеле в Монреале с какой-то девушкой, которую подобрал по дороге. Вы гарантируете его приезд?
— Что нужно этому кровососу Даллмену? Я сам посажу его в самолет — это лучшее, что я могу сделать.
Скатни с беспокойством посмотрел на Даллмена, и тот пожал плечами:
— Хорошо, но, пожалуйста, предупредите мистера Бенедикта…
— Да-да.
— Ему придется делать пересадку в Бостоне — сюда нет прямых рейсов. Я пришлю за ним машину в райтсвиллский аэропорт. Если он прилетит достаточно рано, мы сможем быстро отрепетировать.
— Позаботьтесь о профсоюзе. Как я сказал, мы не пошевелим и пальцем…
— Предоставьте профсоюз мне. А вы отправьте Бенедикта сюда.
— Знающим роль назубок, — подсказал Даллмен.
— Знающим роль назубок, — повторил Скатни и положил трубку. — Арчер, это было истинное вдохновение.
Даллмен что-то буркнул.
— Родж, сбегай через площадь и попроси «Рекорд» придержать станок. Через несколько минут я сообщу им по телефону текст новой афиши.
— Ты твердо намерен продолжать? — спросил Роджер, не двигаясь с места.
— Пожалуйста, Родж! — взмолился Скатни.
Даллмен захрапел.
Зрелище казалось Эллери весьма экстраординарным.
Сцена 4
Было пасмурно, небо хмурилось, когда Эллери шел вокруг площади и по Лоуэр-Мейн.
Для Скатни Блуфилда день оказался изнурительным. С раннего утра маленький человечек разговаривал по междугородному телефону с актерским профсоюзом. Когда все детали были улажены к удовлетворению профсоюза и Фостер Бенедикт вылетел в Бостон, он не мог рассчитывать приземлиться в Райтсвилле раньше чем без пяти восемь вечера. У него едва оставалось время загримироваться, облачиться в костюм и выбежать на сцену к поднятию занавеса в половине девятого.
Эллери вошел в вестибюль переделанного «Бижу», распахнул обитые черной кожей двери и очутился в зале театра Скатни Блуфилда.
В элегантно отделанном интерьере царила гнетущая тишина. Актеры в гриме и костюмах сидели среди освещенных декораций первого акта, либо потягивая кофе, либо уставясь в темноту зала. Хорошенькая блондинка, в которой Эллери узнал Джоан Траслоу, растянулась в напряженной позе на кушетке, где Дон Жуан — Бенедикт должен был соблазнить ее, служа искусству. Роджер Фаулер в комбинезоне массировал ей виски.
Эллери проскользнул по последнему проходу справа и прошел через дверь за кулисы. Он оказался в тесном треугольном пространстве слева от сцены. На двери справа была нарисована звезда и висел плакат с наспех сделанной надписью: «М-р Бенедикт». Узкая железная лестница вела на миниатюрную площадку наверху и к еще одной уборной.
Терзаемый любопытством, Эллери открыл дверь со звездой и заглянул внутрь. В этой комнате Скатни превзошел сам себя. Поворот выключателя у двери ярко осветил лишенное окон помещение. Мягко гудел кондиционер. Отделанные деревянными панелями стены были увешаны гравюрами на театральные сюжеты. Повсюду валялись костюмы, а красивый туалетный стол с трельяжем был захламлен париками, горшочками и коробками с гримом и прочими принадлежностями, очевидно оставленными в таком виде Мэнсоном перед несчастным случаем.
Впечатленный увиденным, Эллери вышел из комнаты, едва не задев открытый металлический ящик с надписью «Инструменты», и направился, позади сцены, к другой стороне театра. Здесь находились просторная бутафорская, служебный вход, пульт управления с осветительными приборами и железная спиральная лестница, полдюжины ступенек которой вели к дополнительным уборным. Под ними на уровне сцены виднелась дверь с табличкой: «М-р Блуфилд. Не входить!». Эллери постучал.
— Я же сказал, никому не входить! — послышался пронзительный голос Скатни.
— Это Эллери Квин.
— А-а, тогда входите.
Кабинет являл собой маленькую симфонию из сверкающей стали. Скатни сидел за письменным столом, опустив левый локоть на блокнот, подпирая правым кулаком щеку и глядя на телефон. Эллери пришел на ум Наполеон после битвы при Ватерлоо, размышляющий об упущенной победе.
Арч Даллмен стоял у окна, жуя потухшую сигару. Когда Эллери вошел, он даже не обернулся.
Эллери опустился на стул.
— Штормовое предупреждение?
Кроличий нос дернулся.
— Бенедикт звонил из бостонского аэропорта. Все рейсы задерживаются.
Окно осветилось, словно взорвалась атомная бомба. Даллмен отпрянул, а Скатни вскочил на ноги. Удар грома сотряс висящие на стенах театральные фотографии. Сразу же небеса разверзлись, и переулок за окном превратился в реку.
— Дело дрянь, — сказал Даллмен, посмотрев на часы. — Скоро начнут собираться зрители. Придется отменить спектакль.
— И дать им еще один шанс посмеяться надо мной? — Блуфилд выпятил подбородок. — Мы задержим начало премьеры.
— Насколько, по-вашему, нам удастся его задерживать? Самолет Бенедикта, возможно, не взлетит еще несколько часов.
— Гроза уходит на северо-запад, Арчер. В Бостоне должно проясниться с минуты на минуту. А оттуда всего полчаса лету.
Даллмен вышел. Эллери слышал, как он приказывает зажечь свет в зале и опустить занавес.
Телефон зазвонил в восемь двадцать пять. Скатни схватил трубку.
— Что я вам говорил? Он вылетает!
Фостер Бенедикт прибыл в театр в восемнадцать минут десятого. Дождь прекратился, но переулок, ведущий к служебному входу, был покрыт лужами, и актеру приходилось перепрыгивать их. Судя по его нахмуренному лицу, он воспринимал лужи как личное оскорбление. Скатни и Даллмен прыгали вместе с ним, говоря одновременно.
