Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи
…Первым откликнулся не П. Х., а Л. К. — Лон Коэн из «Газетт». Он позвонил в четверг утром и спросил о сообщении по делу Хейза. Я сказал, что мы не давали никакого сообщения по делу Хейза, на что он мне коротко ответил: враки.
— Вульф дает объявление, обращенное к П. Х., заявляя, что знает, будто тот невиновен, а ты говоришь, вы не делали никакого сообщения, — распинался он. — Ладно, ладно. И это после всех тех одолжений, которые я для тебя сделал. Я всего только и спрашиваю…
— Проклятье! — прервал я его сентенции. Уж мне бы следовало знать, да и мистеру Вульфу тоже: ведь мы регулярно читаем газеты и знаем, что некто по имени Пол Хейз привлечен к суду по обвинению в убийстве. — Это не наш П. Х., — кричал я в трубку.
— О'кей. Судя по всему, вы вцепились в дело мертвой хваткой, а уж коли Вульф вцепится во что-то мертвой хваткой, он никого и близко не подпустит. Но когда вы будете готовы чуть-чуть отпустить челюсти, вспомните обо мне.
Разубеждать Лона было бесполезно, и я этого делать не стал. И Вульфу, который находился в данный момент в оранжерее на очередном заседании со своими орхидеями, не стал звонить. Какой смысл поднимать его на смех из-за того, что шеф упустил из виду, что человека с инициалами П. Х. в настоящий момент судят по обвинению в убийстве — ведь и я начисто про это забыл.
Большую часть дня меня то и дело теребили другие П. X.… С одним из них, П. Хорганом, не было никаких проблем, ибо он заявился к нам собственной персоной и мне достаточно было на него взглянуть: он был значительно старше нашего клиента. Другой, тоже явившийся собственной персоной, доставил немало хлопот. Его звали Перри Хэттингер, и он отказывался верить, что объявление не имеет к нему никакого отношения. Когда мне наконец удалось от него избавиться и я вернулся в столовую, Вульф уже разделался с мясным пирогом, и я остался без добавки.
Что касается телефонных звонков от П. Х., то с этим было посложней — звонивших я не видел в лицо. Троих я исключил в результате длительных бесед, однако на трех других стоило посмотреть — я назначил им свидания. Отходить от телефона мне было нельзя и я позвонил Солу Пензеру, попросив его зайти за фотографией, оставленной нашим клиентом, и прошвырнуться на эти самые свидания. Разумеется, для Сола, лучшего из оперативных сыщиков с таксой в шестьдесят долларов в час, такое детское поручение показалось настоящим оскорблением, но на то была воля нашего клиента, к тому же я платил из его кармана, а не из своего, и мог чуток добавить.
То, что в уголовной хронике фигурировал человек, чьи инициалы тоже были П. X., как я и предполагал, здорово осложнило жизнь. Звонили из всех газет, в том числе и из «Таймс», две редакции командировали к нам корреспондентов, с которыми я беседовал через порог. Около полудня позвонил сержант Пэрли Стеббинс из Отдела расследования убийств. Он жаждал переговорить с Вульфом, однако я сказал ему, что Вульф занят, и это соответствовало действительности, поскольку он потел над кроссвордом в лондонском «Обзервере». Я поинтересовался у Пэрли, не могу ли ему чем-либо помочь.
— Вы еще сроду мне ни в чем не помогли, — буркнул он, — и ваш Вульф тоже. Но раз он дает объявление в газете, в котором утверждает, что убийца не виновен и что он хочет назвать имя истинного преступника, мы должны поинтересоваться, что все это значит. Я за этим и звоню. Если он не скажет мне по телефону, я буду у него через десять минут.
— Мне очень жаль, если вы станете себя утруждать, — заверил я Стеббинса. — Разумеется, вы не поверите ни одному моему слову, поэтому я рекомендую вам позвонить лейтенанту Мэрфи из Бюро пропавших людей. Он вам расскажет все, как есть.
— Что еще за шутка?
— Вовсе не шутка. Я бы ни за что не осмелился шутить с блюстителем законности. Позвоните Мэрфи. Если же его рассказ вас не удовлетворит, приходите к нам на ланч. Перуанская дыня, мясной пирог, эндивий под соусом из мартини и…
В трубке щелкнуло, раздались гудки. Я высказал Вульфу соображение, что было бы очень здорово всегда вот так легко отделываться от Стеббинса. Он скривил физиономию (это относилось к кроссворду) и поднял голову.
— Арчи…
— Да, сэр.
— Процесс над Питером Хейзом начался около двух недель тому назад?
— Точно, сэр.
— В «Таймс» давали его фотографию. Принеси этот номер.
Я хмыкнул.
— Сэр, мне пришла в голову подобная мысль, когда позвонил Лон, но я хорошо помню снимки этого субъекта — их давала «Газетт» и «Дейли ньюс», — и я эту мысль отбросил. Однако не помешает снова взглянуть.
Одна из шестнадцати тысяч моих обязанностей состоит в том, чтобы хранить подшивки «Таймс», по пять недельных номеров каждый, в шкафу за книжными полками. Я направился к шкафу, присел возле него на корточках и, чихая от пыли, довольно скоро откопал то, что нам требовалось — семнадцатую страницу газеты от 27 марта. Я быстро пробежал ее и вручил Вульфу, а сам достал из ящика стола фотографию Пола Хэролда в академической шапочке и мантии, которую тоже вручил Вульфу. Он положил снимки рядышком и уставился на них сердитым взглядом, я подошел сбоку. Снимок в газете был не ахти какой, но даже глядя на него, можно было с уверенностью сказать, что если на нем наш П. Х., то он за одиннадцать лет здорово изменился. Его круглые щеки впали, нос стал меньше, губы тоньше, а подбородок отвис.
— Нет, — изрек Вульф. — А? Что скажешь?
— Принято единогласно, — кивнул я. — Черта с два его найдешь. Может, стоит заглянуть в суд?
— Сомневаюсь. По крайней мере не сегодня. Ты мне здесь нужен.
Это всего лишь отсрочило агонию. В тот же день помимо журналистов нас навестила еще одна личность. Дело было так. Ровно через три минуты после того, как Вульф отбыл на свою ежедневную двухчасовую — от 4-х до 6-ти — встречу с орхидеями, раздался звонок в дверь, и я вышел в холл. На крыльце стоял субъект средних лет, который явно не брился со вчерашнего утра. Он был в мокром плаще цвета древесного угля и в черной фетровой шляпе последней модели. Похоже, очередной П. Х., а не журналист. Он заявил, что желает переговорить с Ниро Вульфом. На что я ответил, что Ниро Вульф занят, назвал себя и предложил свои услуги. Он замешкался.
— У меня времени в обрез, — сказал он, глянув на часы. Похоже, он был чем-то встревожен. — Меня зовут Алберт Фрейер. Я адвокат. — Он достал из кармана кожаный бумажник, вынул из него визитную карточку и вручил ее мне. — Я защитник Питера Хейза, которого судят по обвинению в убийстве первой степени тяжести. Меня ждет такси — у жюри сейчас перерыв, и я должен быть на своем месте. Вам что-нибудь известно относительно объявления, которое Ниро Вульф поместил в сегодняшних газетах? То, что обращено к П. Х.?
