Патриция Вентворт - Ключ
– Харшит… вот почему я даже не подумал про Борн. Я и не знал, что Майкл Харш умер. Недели две назад я читал статью про эту штуку, про харшит. Да-да, харшит, какое-то взрывчатое вещество…
Сэр Джордж кивнул.
– Будь у нас немного здравого смысла или логики, мы бы арестовали автора статьи и редактора, который ее пропустил, и расстреляли. Мы, черт возьми, ходим на цыпочках и всячески умалчиваем о проклятом харшите, и вдруг появляется дурацкая статья по пенни за строчку и выдает секрет с головой.
– Статья была довольно туманная, сэр. Трудно сказать, что я оттуда много почерпнул.
– Потому что вы знали недостаточно, чтобы сложить два и два. Но кто-то сложил – и вот теперь ведется дознание. Мы некоторое время общались с Майклом Харшем. Он беженец… немец австро-еврейского происхождения. Не знаю, сколько в нем было еврейской крови, но, видимо, достаточно, чтобы поставить крест на карьере в Германии. Он уехал оттуда лет пять назад. А вот жене и дочери Харша повезло меньше. Дочь умерла в концентрационном лагере. Жену выгнали из дома посреди ночи, зимой, и она так и не оправилась. Харш привез сюда свое единственное имущество – мозги. Я виделся с ним, потому что он показал рекомендательное письмо от старого Баэра. Харш поговорил со мной об этой своей штуке. Он клялся, будто его изобретение даст фору всему остальному, что нам известно. Честно говоря, я решил, что он фантазирует, но Харш мне понравился и я хотел оказать услугу старому Баэру, а потому велел ему наведаться снова. Это было четыре года назад. Он приезжал примерно раз в год и отчитывался в успехах. Я начал верить в его задумку. Потом я приехал, и он показал, как она работает. С ума сойти! Не считая одного недостатка. Вещество оказалось нестойкое, на него чересчур влияли погодные условия. Ни хранить, ни перевозить – ни в каком количестве. Потом Харш приехал еще раз. Сказал, что поборол нестойкость. Он расхаживал туда-сюда по этой самой комнате, в сильнейшем возбуждении, и твердил: «Харшит – вот как оно называется. Мое послание, которое я отправлю тем, кто выпустил на свободу дьявола. Послание, которое он услышит и отправится обратно в ад, где ему и место!» Затем Харш немного успокоился и сказал:
«Остался один шажок – маленький-маленький шажок, – который будет предпринят со дня на день. Последний эксперимент. И он непременно удастся. Я настолько уверен, что могу дать слово. Через неделю я позвоню и скажу, что все в порядке – опыт удался». И он действительно позвонил и сказал именно это. Во вторник. Я собирался в Борн на следующий день, но утром в среду мне позвонили и сообщили, что Харш мертв.
– Что случилось?
– Его нашли убитым – и, вообразите только, в церкви. Говорят, он частенько туда заглядывал, чтобы поиграть на органе. У него был ключ, и он приходил когда вздумается. Харш жил в доме под названием «Прайерз-Энд» вместе с Мэдоком, специалистом по концентратам. Мэдок и позвонил с новостями. Он сказал, что Харш с ними поужинал – в доме живут еще мисс Мэдок, его сестра, и секретарша, – а потом вышел. Харш якобы всегда так делал, если только погода позволяла. Он любил гулять по вечерам. Странная привычка, но, наверное, без этого бедняга не мог заснуть. К половине одиннадцатого он не вернулся, но искать они не пошли. Конечно, легко теперь упрекать, но… так или иначе, они ничего не предприняли. Мэдок с сестрой легли спать. У Харша был свой ключ, и им даже в голову не пришло, что случилась беда.
– И вам, сэр, не так ли?
– О да. В общем, они легли спать. Но девушке-секретарше не спалось. В половине двенадцатого она всерьез перепугалась, взяла фонарик и пошла в деревню. Нигде не найдя Харша, она постучала к церковному сторожу и заставила отправиться вместе с ней в церковь. Она подумала, что Харшу стало плохо. Они нашли тело рядом с органом, с пулей в голове. Пистолет лежал так, как будто вывалился из руки. Все уверены, что Харш покончил с собой. А я так не считаю.
Гарт Олбени спросил:
– Почему?
Сэр Джордж перестал крутить карандаш и положил его на стол.
– Вряд ли он бы на такое пошел. Он ведь договорился со мной о встрече. Харш всегда был очень пунктуален в том, что касалось дела. Он собирался передать мне формулу и свои записи. Вдобавок я планировал приехать с Берлтоном и Уингом. Он бы не стал так нас подводить.
Гарт Олбени кивнул.
– Возможно, на него что-то нашло. Знаете, такое бывает.
– «Самоубийство в состоянии помраченного рассудка», – с иронией процитировал сэр Джордж. – Вот каков будет вердикт после дознания.
Он вдруг стукнул кулаком по столу.
– Весьма вероятно, почти неопровержимо и, черт возьми, абсолютно не соответствует истине! Харша убили. Я хочу разыскать преступника и позаботиться, чтобы он получил по заслугам. И это не просто естественная реакция на убийство. Дело гораздо серьезнее. Если Харша убили, то именно потому, что кто-то решил теперь убрать его с дороги. Не полгода назад, когда харшит был в стадии разработки, не месяц назад, когда Харш уже надеялся, что преодолел нестойкость вещества, но еще не подкрепил свои надежды доказательствами. Ученого убили спустя несколько часов после того, как он получил доказательства. И за несколько часов до назначенного времени, когда он намеревался продемонстрировать харшит мне. Станет ли самоубийца выбирать такое время? Разве не похоже, что выбор сделал преступник? Кто-то очень заинтересован в том, чтобы воспрепятствовать передаче харшита в руки правительства.
Майор Олбени поднял глаза.
– Не знаю. Он долго над ним работал. Наверное, это и придавало Харшу сил. Возможно, когда он закончил, то почувствовал, что больше незачем жить. И даже если его убили, чтобы помешать вам получить формулу… процесс ведь не остановить, не правда ли?
Сэр Джордж снова взял карандаш.
– Увы, мой дорогой Гарт, именно так и произойдет. Потому что три года назад Майкл Харш оставил завещание, в котором назначил Мэдока единственным душеприказчиком и наследником. Ему было нечего завещать, кроме заметок, бумаг, результатов открытий и изобретений. Довольно серьезное «кроме», сами понимаете.
– Но, разумеется, Мэдок…
Сэр Джордж невесело засмеялся.
– Сразу видно, что вы не знаете Мэдока. Этот псих способен пойти на костер за свои убеждения. Иной судьбы он и не желает. Если ему не обеспечат аутодафе, он все устроит сам – сложит хворост и сунет правую руку в огонь, в лучших традициях мученичества. Мэдок – один из самых ярых пацифистов в Англии. Я сам не отказался бы его поддержать. Но он, разумеется, не хочет иметь никакого отношения к военной экономике и занимается исключительно собственными ценными исследованиями в области пищевых концентратов, потому что считает нужным подготовиться к неизбежному послевоенному голоду на континенте. И вы думаете, он кому-нибудь отдаст формулу харшита?
