Буало-Нарсежак - Брат Иуда
— Леа… Извини меня… Дел по горло… Умер Фильдар… Точно не знаю. Его нашли в подвале бывшего гаража. Он выносил пустые бутылки и сорвался с лестницы… Да, представь груду битого стекла. Кажется, ему разорвало бедренную артерию… Нет. Никого не оказалось рядом. Не повезло… Разумеется, приехала полиция. Избавлю тебя от ее предположений. Совершенно очевидно, что они заинтересовались совпадением, а как ты думаешь!.. Они даже приняли меры, чтобы защитить тебя и меня, если вдруг нам тоже будет угрожать опасность… Ну нет! Это совершенно нелепо… Похороны в субботу утром… Если у тебя нет темного платья, ничего… Я… мне лучше. Хотя вся эта история меня потрясла, а как иначе. Мне Фильдар нравился… Хорошо, хорошо… Не стану тебя задерживать. До субботы, да. Я тоже тебя целую.
Он подвинул телефон. Она встретится с вдовой. Она, несомненно, приедет сюда, когда мадам Нолан захочет посмотреть на место, где погибли оба брата. Ну и что? Она скажет то же самое, что и он. Он попробовал предусмотреть каверзные вопросы. Где лежали тела? Здесь все предельно просто. Леа подтвердит его слова. Нет. Она не видела, как умер Патрик. Когда она подошла ближе, он уже не шевелился. Фильдар читал молитву. Он осенил труп крестом, затем преклонил колени перед Че, который погиб мгновенно. Теперь ему не страшны никакие вопросы. Опасность исходила бы только от Ван ден Брука, Блезо и Фильдара. Они присутствовали при недолгой агонии, и если бы они уточнили хоть одну подробность… Теперь же не существовало ни малейшей щелочки, через которую смогли бы просочиться сомнение или недоверие. А если этот Салливан намеревается проводить собственное расследование, то и ему придется в конце концов опираться только на одно свидетельское показание — Андуза. Круг замкнется.
Немного успокоившись, он начал думать о приеме.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Леа. — Я много думала.
Они уединились в библиотеке, куда редко заходили ученики. Андуз рухнул в кресло. Похороны оказались для него серьезным испытанием.
— Больше не могу, — сказал он.
— Я приехала сюда в последний раз…
Она снимала черные перчатки, высвобождая каждый палец со сдержанным гневом.
— Я закончила свою работу. Я поняла, что хотела понять. Ты, естественно, продолжаешь?
— Я продолжаю что?
— Прекрати. Ты прекрасно меня понял… Разве Ашрам не может обойтись без тебя?
— Нет.
— Значит, ты обойдешься без меня.
Она резко поставила стул рядом с креслом и села.
— Послушай меня, мой милый Поль, и не сердись.
— Но я ничего не сказал.
— Мне больно видеть, как тебя буквально пожирает Букужьян. Ты достоин лучшей участи. Из-за него ни одна женщина не сможет никогда тебя полюбить… Нельзя любить того, кто от тебя постоянно ускользает. Я… Я попыталась. Как видишь, я откровенна. Так вот нет… Но открой глаза, Поль! Позавчера, как только я по телефону произнесла имя Букужьяна, ты сразу же встал на дыбы… Так что, пока это еще возможно, давай расстанемся по-хорошему, без скандала, спокойно… Я пойду своей дорогой, а ты своей. Если случайно встретимся, то пропустим по рюмочке, как друзья.
Андуз долго не сводил с нее глаз. Любопытно, как два существа могут оскорблять друг друга по пустякам, как они способны мгновенно озлобиться друг на друга.
— Ну так скажи все, что у тебя накопилось, — прошептал он.
— Все, что у меня накопилось? — переспросила она удивленно. — Ты действительно хочешь, чтобы мы выяснили отношения?
— Ты начала первая.
— Зачем? По правде говоря, я просто хотела, чтобы ты лечился… не лекарствами… а иначе… Потому что именно это тебя сюда и привлекает…
Она покрутила пальцем у виска.
— Ты похож на одержимого. Фанатика.
Он рассмеялся, встал, прошелся перед полками с книгами, в которых содержалась вся мировая мудрость.
— Фанатик! Я просто верующий.
— Верующий, да. Копия верующего. Эдакий маленький Букужьян. Вот почему я ухожу. Ты меченый, Поль.
Она остановилась, озадаченная, как если бы вдруг почуяла угрозу, затаившуюся в этом слове.
— Я плохо выражаю свои мысли, — продолжила она. — Однако мне хотелось тебе помочь… Ты выглядишь спокойным, внушаешь доверие, но ты вовсе не такой безобидный, как кажешься… Пожалуйста, Поль, сделай мне приятное. Сходи к невропатологу. Он тебя вылечит от непонятной мне болезни, но я ее чувствую.
Он стоял к ней спиной и машинально расставлял книги в алфавитном порядке. Его потрясло до самой глубины души. Подлинным врагом была она… с самого начала! Под ее светлым взглядом он превращался в пресмыкающееся, которое пригвоздили к земле.
— Ладно, — сказал он. — Можешь не продолжать. Мои комплексы — это мои комплексы. И я сумею справиться с ними. Но ты права. Так больше продолжаться не может.
Он повернулся к ней лицом и тихо добавил:
— Я сержусь на самого себя. И я жду, когда Учитель даст мне избавление.
— Бедный Поль!.. Скажи, а ты уверен, что не ненавидишь его?
— Что?
— Чрезмерная привязанность никогда не бывает очень прочной! Я не ясновидящая, но держу пари, что однажды ты уйдешь от него, громко хлопнув дверью. Поэтому я опять прошу тебя: оставь его сейчас. Вернись со мной в Париж.
— Нет.
— Что ж, Поль. Все кончено. И без обид.
Она протянула ему руку. Он сжал ее робко, боязливо, как-то устало.
— Ты едешь прямо сейчас?
— Нет. В понедельник утром. Почему ты спрашиваешь? Уж не думаешь ли ты, что я даю тебе отсрочку?
Он пожал плечами. Нет, конечно. Он думал только о завтрашнем испытании. Поскольку Учитель учил его видеть во всем приметы, он не мог не вспомнить, что Блезо тоже собирался уезжать и умер. Фильдар тоже хотел покинуть Ашрам и умер… Он проводил Леа до вестибюля и следил за ней глазами, пока она поднималась к себе в комнату. Придется ли ему ее убить, из предосторожности, чтобы ничего не оставлять на волю случая? И все же какое-то чувство теплилось в нем, может даже любовь…
Он нашел Карла в приемной. Карл передвинул длинный стол в глубину комнаты и расставлял бокалы.
— Цветы, — сказал он, — поставим завтра утром. Кто будет присутствовать на церемонии?
— О! Почти все.
— На всех бокалов не хватит. Придется одолжить. Я приготовил двенадцать бутылок. Достаточно?
— Думаю, что да.
На пороге показался инспектор.
— Моя помощь не требуется?
Он подмигнул Андузу и пошел с таинственным видом к нему навстречу.
— Малышка, которую вы провожали, это она?
— Да. Это Леа.
— Жаль, если с ней что случится! Не буду терять ее из виду, можете мне довериться.
Вирджиния Нолан была высокой красивой женщиной, превосходно сохранившейся благодаря должному уходу. Она говорила любезным, но повелительным тоном, внушающим страх. Она носила очки в весьма изящной оправе, что только подчеркивало суровые черты ее лица. Ее адвокат, Салливан, худощавый, гладко выбритый, молчаливый мужчина, прятал глаза под темными очками и держал на коленях дипломат. С Учителем они разговаривали по-английски, сидя втроем на заднем сиденье «линкольна». Леа сидела впереди, между Карлом и Андузом. Машина ехала по Реймсу.
