Д. Баффа - Сценарий убийства
Увидев в моих глазах негодование – секундную вспышку, которую я не успел погасить, Рот разошелся по-настоящему. Он выпрыгнул из кресла, вцепился в стол и вперил в меня суровый взгляд.
– Вас разве не беспокоит факт, что с такой замечательной игрой ваш зал отпустит на свободу настоящего убийцу?
– Хотите знать, не будет ли этот факт беспокоить меня, если я заставлю именно этих присяжных дать вам свободу?
– Я знаю, вы мне не верите, – с раздражением парировал Рот. – Хотя мысль о том, что я виновен, упрятана в вас достаточно глубоко. Я невиновен, но это не важно. Не важно для вас. Раньше я не понимал… Вас действительно не интересует, как все произошло. Это не меняет вашего поведения. И не влияет на ваши ощущения. Потому что…
Рот замолчал, и в его глазах появилось знакомое выражение – тот самый цепкий, оценивающий взгляд. Взгляд, многое говоривший о своем хозяине: этот человек считает, что видит твои слабости и знает, как их использовать.
– Важно одно… Есть только одна причина, по которой вы это делаете, одна причина, по которой вы любите свое дело, не так ли? В сущности, вы всегда играете роль. Не в этом ли правда? Вы – актер в самой своей сути, очень хороший актер. И, как всякого хорошего актера, вас опьяняет собственная игра.
– Что, думаете, все вокруг вас – это игра? Полагаете, каждый человек – актер? В моей работе вы не увидели главного, – возразил я, встав с места.
Я устал следить за Ротом. Устал от его ужимок, от манеры раскладывать все в выбранных им понятиях. Стоя у застекленной раздвижной двери, я слушал урчание выезжавших со стоянки машин. Негромко разговаривая, к воротам шли две женщины – вероятно, актрисы, снимавшиеся в эпизодах и возвращающиеся домой после долгого съемочного дня на площадке. От проходившего в километре шоссе доносился монотонный гул. Вокруг были звуки обычной жизни, казавшейся вполне нормальной и не пересекавшейся ни с территорией «Блу зефир», ни с производимыми студией сказками. Обернувшись, я сказал:
– Я не актер. Я не опьянен своей игрой… По крайней мере я на это надеюсь. Я не похож на картонного киногероя, по ходу сюжета роняющего затертые фразы о разумном сомнении или доверии к тому или иному свидетельству. На самом деле я верю в то, что говорю. Это правда. Я не читаю текст и не играю роль. Я отстаиваю доводы в суде. И люблю свое дело за возможность подойти к доказательству как к процессу.
– За возможность доказывать? – переспросил Рот, явно ничего не поняв.
Сложив руки на коленях, он ждал объяснений. Хотя для себя уже все решил и не испытывал к моим словам особого интереса.
– За возможность спорить, – пояснил я, привычно рассекая воздух левой рукой. – В этом и состоит любое разбирательство – не имеет значения, по гражданскому или уголовному делу. Спорить – значит выяснять, что говорит закон и о чем свидетельствуют факты. Полагаете, я забочусь о судьбе обвиняемого? Думаете, меня волнует, что с ним произойдет? Вы правы, почти все действительно совершили то, в чем обвинены. – Шагнув ближе, я зафиксировал взгляд на Стэнли Роте. – Как полагаете, что у меня общего с большинством моих подзащитных? Думаете, я стал адвокатом потому, что верил в популярный демократический лозунг о всеобщем равенстве – не важно, защищаю ли я умнейшего и достойнейшего члена общества или кровавого маньяка, способного на ваших глазах без всяких колебаний убить отца или изнасиловать мать? – Рот склонил голову набок, рассматривая меня под одним углом, затем повернул в другую сторону, изучая кадр в другой перспективе. – Я почти никогда не мучаюсь бессонницей из-за судьбы того или другого клиента. И не лишусь сна, переживая о вашей судьбе. Заботит другое: вдруг я что-то упустил, вдруг позабыл нечто важное, способное повлиять на процесс доказательства всех «за» и «против», – нечто определяющее выигрыш или проигрыш дела. Об этом я беспокоюсь. Не о том, пойдете вы в тюрьму на всю оставшуюся жизнь или встретитесь лицом к лицу с исполнителем смертных приговоров…
Рот сдвинул стул на пару дюймов, переместив его в сторону, откуда на мое лицо падало чуть больше света.
– Чем это вы занимаетесь? – с досадой спросил я.
Покрутив головой, он дал понять, что не хочет отвлекаться от важного дела.
– Так хорошо, – произнес он наконец. – Вот он, этот угол. Немногие способны вызвать впечатление истинного гнева, создать иллюзию неподдельного негодования. Что-то подобное я видел сегодня днем во время вашей речи. Но это… Это было очень неплохо. Вы абсолютно естественны. Хотя скажите вот что… – Выпрямившись на кресле, Рот забарабанил пальцами по подбородку. – Момент, когда опрашивали присяжных…
– Официальное ознакомление с кандидатами.
Сбитый с толку его словами, я уточнил, не успев подумать. Скорее меня озадачивали даже не его слова, а отсутствие какой-то реакции на мою яростную аргументацию.
Просто немыслимо. Вокруг этого человека существовало только кино, все казалось ему игрой. Наведи я на Стэнли Рота ствол, его заботило бы только, естественно ли я держу оружие.
– Забудьте про опрос присяжных. Я не актер. Это не просто шоу. Ни в одном фильме еще не вскрыта сердцевина судебного процесса, тем более то, что делается по делу об убийстве. Возможно, такое кино мог бы снять Орсон Уэллс, – добавил я, неожиданно решив, что задеть за живое – единственный способ привлечь внимание этого человека. – Он мог бы понять способ, которым ведется процесс доказательства. Мог бы понять, как каждый отдельный факт увязывают со всеми остальными. Понять, как одно обстоятельство естественно и неумолимо приводит к другому, следующему за ним в строгой очередности. Уэллс разгадал бы, как разрушают аргумент противоположной стороны. Тот аргумент, при помощи которого обвинение старается склонить на свою сторону присяжных, то есть ту же самую аудиторию, говоря: факты и свидетельские показания вполне убедительно доказывают виновность вашего клиента. Да, – сказал я, словно был полностью убежден в своей конечной правоте, Орсон Уэллс мог бы понять способ, каким этот аргумент изолируют и обнаруживают его несостоятельность, на тех же самых фактах и свидетельствах убеждая аудиторию: причина для сомнений есть, причина достаточная, чтобы люди, воспринимающие закон всерьез, нашли обвиняемого невиновным. Чтобы присяжные решили именно так. И не важно, насколько члены суда уверены в том, что подсудимый виновен. Пусть он, на хрен, трижды виновен по всем статьям, за исключением одной – той самой статьи, по которой он безупречен. Вот это и есть дискуссия, мистер Рот. То, чем я реально занимаюсь. Я доказываю. И если мои доказательства помогают вам или кому-либо другому – отлично. Если же нет… В любом случае, как я уже говорил, бессонница мне не угрожает.
