Жюль Мари - Выстрел (сборник)
Дампьер пожал ему руку. Он ни разу не прерывал доктора во время рассказа. Он не мог произнести ни слова. Маньяба понимал горе судебного следователя, но не мог его утешить. Все его усилия были бы бесполезны. Он молчал. Лишь одним словом Дампьер выразил охватившее его разочарование:
— Она не любила меня!
Он подумал о Сюзанне. Вспоминал малейшие подробности их сближения. Генерал Горме не ошибся, когда уверял судебного следователя, что Сюзанна не питает к нему сильных чувств. Он вспоминал, через какую неизвестность ему пришлось пройти. Он никогда не был уверен в любви Сюзанны, никогда не мог угадать, что думала молодая девушка. Без сомнения, Франсуа, извещенный о любви судебного следователя, доверил сестре тайну своего преступления. Он убедил ее в том, что всякая опасность исчезнет, если Дампьер войдет в их семью, потому что в его интересах будет не предавать огласке это печальное дело. Даже дать виновным возможность бежать, если кто-то узнает, кто же именно убил Гонсолена. Спекулировали на его любви, и он был вовлечен в интригу. Расположение Сюзанны и это нежное признание, которое вырвалось у нее, — все это было лишь расчетом. Мрачная комедия, которую играли для него долгие месяцы!
Сперва он хотел написать Сюзанне, что знает обо всем и возвращает ей свободу. После этого у нее не будет необходимости притворяться влюбленной, а он не будет принуждать ее к браку, мысль о котором, без сомнения, вызывает у нее лишь отвращение. Но он не посмел. Генерал наверняка не знал тайны, так хорошо хранимой братом и сестрой. Письмо могло попасть ему в руки и убить его. Хотя душа Дампьера была полна беспредельной грусти, он так любил свою невесту, что надеялся услышать от нее извинения. Она не заслуживала его гнева. Это казалось ему невозможным. Он так любил ее, что не мог решиться презирать ее, не выслушав. Его влекла к ней потребность видеть ее, любоваться ею, упиваться ее взглядами, ее дыханием, нежной музыкой ее голоса. И это чувство было гораздо сильнее, чем желание сорвать с нее маску лжи, восторжествовать над ее замешательством и насладиться слезами.
Дампьер без помощи письмоводителя записал свои показания и, спрятав бумагу в письменный стол, отправился к генералу Горме. Франсуа, вернувшись домой, заперся в своем кабинете. Он не заходил к Сюзанне. Когда явился Дампьер, девушка была в гостиной. Генерал с утра охотился в горах.
Сюзанна пошла было навстречу своему жениху, протянув руки, с улыбкой на устах, но остановилась, увидев его лицо. Она испугалась. Горло ее сжали спазмы. Она как будто предчувствовала, что должно случиться.
— Боже мой, что с вами? — спросила она.
Дампьер посмотрел ей прямо в глаза. Девушка потупила голову и покраснела. Он взял ее за руку, не говоря ни слова, подвел ее, взволнованную и дрожащую, к креслу и сел возле нее. Он никак не мог решиться заговорить. Он ждал какого-нибудь слова, чего-нибудь, что открыло бы ему путь. Она, испуганная его бледностью, его расстроенным лицом, его лихорадочным взглядом, спросила с беспокойством:
— Вы больны?
Он заговорил с трудом:
— Где сейчас ваш брат Франсуа?
— Должно быть, в своей комнате или, может быть, в больнице у госпожи Гонсолен. Я слышала от него, что сегодня он вместе с доктором Маньяба в последний раз будет осматривать эту несчастную женщину.
— Вы жалеете ее?
— Мой брат уверяет, что она помешана. Ничто не доказывает, что она виновна, следовательно, она достойна сожаления.
— Напрасно ваш брат верит ее помешательству: оно притворно. Я присутствовал при осмотре докторов, и наблюдения подтвердили это.
Сюзанна побледнела:
— Ах! Так, значит, Мадлен не помешана? Зачем же она притворялась? Как она выдала себя?
— Ее застали неожиданно…
— А мой брат… присутствовал при этом?..
— Да.
Наступило минутное молчание. Сюзанна почувствовала, что задыхается. Она встала, сделала несколько шагов по комнате, отворила окно и полной грудью вдохнула холодный воздух. Дампьер молчал и не спускал с нее глаз. Когда она обернулась к нему, волнения уже не было видно — она улыбалась.
— Это и заботит вас до такой степени, что вы так угрюмы со мной? Разве вы приехали к вашей невесте для того, чтобы говорить о госпоже Гонсолен? — В ее голосе не было ни малейшего смятения.
Дампьер с ужасом смотрел на нее. Такое мужество и такое притворство пугали его. Теперь, когда она успела оправиться, она улыбалась и казалась спокойной. Ничто не выдавало мыслей, мельтешивших в ее голове. Видя этот искренний взгляд, в котором читалась лишь нежность, Дампьер почувствовал нерешительность. В самом деле, ничто не доказывало, что девушка знает о преступлении брата. Может быть, он ошибся в своих предположениях. Он осудил Сюзанну легкомысленно, в первом припадке отчаяния. Но в эту минуту в нем заговорило не сердце любящего человека, а недоверие членов судейского сословия и присущий им скептицизм, который внушает привычка к человеческим страданиям.
Он стал сомневаться и в себе, и во всем, что сказал Маньяба. И Дампьер, и Сюзанна испытывали неловкость. Но ни тот, ни другая по разным причинам не могли этого сказать и продолжали наблюдать друг за другом, как будто встретились в первый раз, как будто не были связаны обещаниями. Сюзанна спросила:
— Теперь, когда эту женщину уличили в обмане, она, наверно, сказала все? Может быть, сведения, которые она вам сообщила, признания, которые она сделала, пролили какой-нибудь свет на эту тайну, которую вы уже столько месяцев пытаетесь узнать?
Он не солгал, ответив:
— Я доволен полученным результатом и не хочу продолжать расследование.
Сюзанна ничего не сказала, и он прибавил:
— Но теперь все заставляет меня предполагать, что Томас Луар — жертва ошибки и не виновен в убийстве Гонсолена. Надо искать другого убийцу.
— Кого вы подозреваете?
Сказав это, она внимательно взглянула своими большими голубыми глазами на судебного следователя. Она готовилась услышать страшное известие и при этом сохраняла спокойствие. Девушка видела нерешительность Дампьера и внимание, с которым он следил за малейшими ее движениями. Она угадывала опасность и говорила себе, что от ее хладнокровия, может быть, зависят намерения ее жениха относительно Мадлен. Она наблюдала за собой, чтобы не возбудить подозрений судебного следователя, который знал об отношении семейства Горме к Гонсоленам и, без сомнения, нашел бы странным равнодушие Сюзанны.
Дампьеру хотелось грубо ответить, что улики, скопившиеся против Томаса Луара, вдруг обратились против Франсуа. Но под взглядом этой девушки, которую он любил, растаяли весь его гнев и строгость. Им овладело беспредельное сострадание к ней и в то же время испуг. Она была так спокойна, что он усомнился, действительно ли она знает тайну своего брата. Он только сказал:
