Агата Кристи - Кривой домишко
— Знаете ли, семья… семья мистера Леонидиса никогда не симпатизировала мне. Они меня сторонились. Я постоянно чувствовал, что они меня презирают. — Руки его начали дрожать. — Только лишь потому, что они всегда были богаты… и могущественны, они смотрели на меня сверху вниз. Кто я для них? Всего лишь учителишка, ничтожный человечишка, который отказался от военной службы лишь потому, что совесть не позволяет ему убивать. У меня действительно были морально-этические соображения для отказа. Уверяю вас!
Я молчал.
— Не верите? Ну ладно. А что если я просто боялся? Боялся, что у меня ничего не выйдет. Боялся, что, когда мне надо будет нажать на спусковой крючок, не смогу заставить себя сделать это. Разве можно с уверенностью сказать, что человек, которого ты собираешься убить, нацист? А вдруг он вполне порядочный парень… какой-нибудь деревенский работяга… и нет у него никаких политических взглядов, а просто его призвали служить в армии во славу отечества? Я убежден в том, что война — зло, это вам понятно? Считаю войну злом.
Я по-прежнему молчал. Мне казалось, что своим молчанием смогу достичь большего, чем если бы стал возражать ему или соглашаться. Лоренс Браун спорил сам с собой и в ходе этого спора во многом раскрывал свою сущность.
— Надо мною всегда смеялись, — голос его задрожал, — у меня по-видимому, есть особый дар выставлять себя в смешном свете. Не сказал бы, что у меня нет мужества… но я, кажется, всегда и все делаю неправильно. Однажды я вошел в горящий дом, чтобы спасти женщину, которая там осталась. Но сразу же сбился с дороги и потерял сознание от дыма, и пожарным пришлось помучиться, прежде чем они меня отыскали. Я слышал, как они говорили: «Зачем этому ослу пришло в голову хвататься не за свое дело?» Что бы ни пытался сделать, все получается из рук вон плохо, все оборачивается против меня. Кто бы там ни убил мистера Леонидиса, но он сумел сделать это так, что подозрение падает на меня. Можно подумать, что кто-то его убил только лишь затем, чтобы уничтожить меня.
— А как насчет миссис Леонидис?
Он покраснел и как будто стал больше похож на мужчину.
— Миссис Леонидис — ангел, — сказал он, — настоящий ангел. С какой изумительной нежностью и добротой она относилась к своему престарелому супругу! Мысль о том, что она может иметь какое-то отношение к отравлению, смехотворна! Неужели это не понятно олуху-инспектору?
— У него сложилось предубеждение, — сказал я, — в архивах слишком много дел, в которых престарелых мужей отравляли нежные молодые жены.
— Он несносный болван, — раздраженно пробормотал Лоренс Браун.
Он подошел к книжному шкафу и начал перекладывать в нем книги.
Я решил, что, пожалуй, больше из него мне не удастся ничего выкачать, и не спеша вышел.
Когда я шел по коридору, дверь слева от меня распахнулась и из нее откуда-то сверху чуть не на голову мне вывалилась Джозефина. Своей неожиданностью это напоминало явление демона в старомодной пантомиме.
Ее лицо и руки были перепачканы, а с уха свисал изрядный клочок паутины.
— Где это ты была, Джозефина?
Я заглянул в приоткрытую дверь. Несколько ступенек вели в четырехугольное помещение типа антресоли, в сумраке которого можно было разглядеть несколько больших цистерн.
— В кубовой, — ответила она.
— Зачем тебе понадобилось залезать в кубовую?
— Я искала вещественные доказательства, — кратко ответила Джозефина деловым тоном.
— Что можно разыскивать среди цистерн?
Джозефина не удостоила меня ответом.
— Мне нужно помыться, — заявила она.
— Вот в этом ты права, тебе, несомненно, нужно помыться.
Она направилась в ближайшую ванную комнату, но на пороге обернулась через плечо и сказала:
— Мне кажется, пришло время для следующего убийства, а тебе?
— Что ты имеешь в виду? Почему вдруг «следующее убийство»?
— Видишь ли, в книгах всегда примерно в это время происходит второе убийство. Убивают кого-нибудь, кто знает что-то, прежде чем он сможет рассказать то, что знает.
— Ты читаешь слишком много детективных романов, Джозефина. В жизни так не бывает. К тому же, если кто-нибудь в этом доме что-нибудь знает, по-видимому, меньше всего можно ожидать, что он об этом расскажет.
Ответ Джозефины прозвучал довольно невнятно из-за шума воды из открытого крана.
— Иногда человек знает что-то, но не знает, что он это знает.
Я заморгал, пытаясь разобраться в сказанном. Потом, предоставив Джозефине возможность спокойно совершить процедуру омовения, я спустился на второй этаж.
Когда я выходил на лестничную площадку, навстречу мне попалась Бренда, появившаяся из дверей гостиной.
Она подошла ко мне вплотную, взяла меня за локоть и, заглядывая в лицо, спросила:
— Ну?
В ее вопросе звучало то же желание получить информацию, что и у Лоренса, только звучало оно по-иному. Должен признаться, что единственное слово, которое произнесла она, произвело гораздо больший эффект.
Я покачал головой.
— Ничего нового.
Она глубоко вздохнула.
— Я так боюсь, так боюсь, Чарльз…
Страх ее был неподдельным. На таком близком расстоянии он передался даже мне. Мне захотелось ободрить ее, помочь ей. Я вновь почувствовал всю горечь положения этой ужасно одинокой женщины, оказавшейся во враждебном окружении.
Казалось, она взывала: «Кто на моей стороне? На помощь!»
А кто мог бы откликнуться на этот призыв? Лоренс Браун? Но что такое был, в конце концов, этот Лоренс Браун? Отнюдь не защитник, на которого можно опереться в беде. Всего лишь слабое, беспомощное существо. Мне вспомнилось почему-то, как вчера вечером они вдвоем пробирались в сумерках из сада.
Мне хотелось помочь ей. Мне очень хотелось помочь ей. Но что я мог сказать или предпринять? К тому же где-то в глубине души шевелилось чувство неловкости, как будто я в чем-то провинился и будто глаза Софии с презрением наблюдали за мной. На память мне пришли ее слова: «Она все-таки тебя достала».
Но София не видела и не желала видеть ситуацию с позиции Бренды, такой одинокой, подозреваемой в убийстве, которой не на кого было опереться.
— На завтра назначен допрос, — сказала Бренда. — Что… что меня ожидает?
Тут я получил возможность подбодрить ее.
— Ничего особенного, — сказал я. — Вам нечего беспокоиться. Расследование будет отложено, для того чтобы дать возможность полиции собрать дополнительную информацию. Правда, всего можно ожидать от газетчиков. Пока что в газетах и намека не проскользнуло на то, что смерть была насильственной. Семейство Леонидисов пользуется большим влиянием. Но как только официальный допрос будет отложен… вот тут-то и начнется веселье!
