Агата Кристи - Врата судьбы
– Ты говоришь о доме и о саде?
– Точно. Он знал разные истории, понимаете? Люди видели, кто куда приходил, кто что делал с разными предметами, кто с кем встречался и где это было. И где у них захоронки. Иногда он про это говорил. Мать-то, конечно, особо не прислушивалась. Считала, что все это одни глупости. Джонни – это мой старший брат – тоже считал, что это глупости, и не слушал. А я вот слушал, и Кларенс тоже, ему было интересно. Он, понимаете, любит всякие такие фильмы. Он мне так и говорил: «Чак, это точно как в фильме». И мы часто говорили об этих вещах.
– А тебе не приходилось слышать о женщине, которую звали Мери Джордан?
– Конечно, я слышал. Она была немка и шпионка, верно? Вызнавала секреты у морских офицеров, да?
– Да, кажется, что-то в этом роде, – сказала Таппенс, мысленно прося прощения у покойной Мери Джордан, однако считая, что спокойнее придерживаться именно этой версии.
– Она, верно, была хорошенькая, а? Даже, наверное, красивая.
– Право, не знаю, – сказала Таппенс. – Ведь мне было года три от роду, когда она умерла.
– Да, конечно, наверное, так. Но о ней и сейчас иногда говорят, я сам слышал.
– Как ты тяжело дышишь, у тебя взволнованный вид, – сказал Томми, когда его жена, все еще одетая для работы в саду, вошла через боковую дверь, едва переводя дыхание.
– Я действительно немного волнуюсь, – призналась Таппенс.
– Не слишком переутомилась в саду?
– Нет. По правде говоря, я вообще ничего не делала. Просто стояла у грядки с салатом и разговаривала… разговаривала с… называй его как хочешь.
– Кто же это был?
– Мальчик, – сказала Таппенс. – Мальчик.
– Он пришел предложить свою помощь в саду?
– Не совсем. Это, конечно, было бы очень кстати, но, к сожалению, нет. Он пришел выразить свое восхищение.
– Нашим садом?
– Нет. Мною.
– Тобой?
– Это тебя так удивляет? – лукаво спросила Таппенс. – Пожалуйста, не задавай вопросов. Однако должна признать, bonnes bouches[15] происходят тогда, когда их меньше всего ожидаешь.
– Ах вот как. Так что же вызвало его восхищение? Твоя красота или твой рабочий комбинезон?
– Мое прошлое.
– Твое прошлое?
– Да. Он был просто потрясен, когда узнал, что я, как он вежливо выразился, та самая леди, которая в прошлую войну разоблачила немецкого шпиона. Того, кто выдавал себя за капитана в отставке, хотя никогда им не был.
– Господи, твоя святая воля! – воскликнул Томми. – Снова «Н или М?»! Неужели же это никогда не забудется, так, чтобы можно было жить спокойно?
– Ну, я не уверена, что мне хочется все это забыть, – сказала Таппенс. – Зачем забывать? Если ты когда-то была знаменитой актрисой, то всегда приятно, когда тебе об этом напоминают.
– Да, понимаю, что ты хочешь сказать.
– И я думаю, что это может оказаться весьма полезным, принимая во внимание то, что мы собираемся делать.
– Ты говоришь, это мальчик. Сколько ему лет?
– Да лет десять-двенадцать, как мне кажется. По виду ему не больше десяти, но я думаю, что ему двенадцать. И у него есть приятель, которого зовут Кларенс.
– А какое это имеет значение?
– В данный момент никакого, – сказала Таппенс, – но он и Кларенс действуют заодно и, насколько я понимаю, готовы поступить в наше распоряжение. Они могут что-то разузнать или что-то нам сообщить.
– Если им десять или двенадцать лет, как они могут что-то нам сообщить? Смогут ли они запомнить, что именно нам нужно узнать? – сказал Томми. – Что он тебе рассказывал?
– Он был немногословен, говорил короткими фразами, – сказала Таппенс, – которые состояли в основном из «вы знаете» и «вы понимаете».
– И все это были вещи, которых ты не знала и не понимала.
– Он просто пытался объяснить то, что слышал.
– А от кого слышал?
– Ну, я бы, конечно, не сказала, что это сведения из первых рук, и даже не из вторых. Вполне возможно, что из третьих, четвертых, пятых и даже из шестых. Кроме того, эти сведения состояли из того, что слышал Кларенс и его дружок Элджернон. Элджернон сказал, что Джимми слышал…
– Стоп! – сказал Томми. – Довольно. Так что же они слышали?
– А вот это уже труднее, – сказала Таппенс. – Однако, мне кажется, можно попробовать доискаться. Они слышали, что упоминались различные места, слышали разные истории, и им ужасно хочется принять участие в том, что мы, как они уверены, здесь собираемся делать и ради чего сюда приехали.
– А именно?
– Заниматься разведкой и обнаружить нечто очень важное. Что-то, что, как всем известно, здесь спрятано.
– Ах вот оно что, – сказал Томми. – Спрятано. Но каким образом, где и когда?
– Самые разные ответы на все три вопроса, – сказала Таппенс, – но ты должен признать, Томми, что все это страшно интересно.
Томми задумчиво кивнул, соглашаясь, что, возможно, это действительно так.
– Это связано со старым Айзеком, – пояснила Таппенс. – Мне кажется, Айзек знал кучу вещей, много чего мог бы порассказать.
– И ты думаешь, что Кларенс и… как звали того, другого?
– Сейчас вспомню, – сказала Таппенс. – Я совершенно запуталась во всех этих людях, которые слышали и от которых слышали разные вещи. Заметные – именно вроде Элджернона и обычные – всякие там Джимми, Джонни и Майки. Чак, – вдруг сказала она.
– Что – чак? – спросил Томми.
– Да нет, это имя. Чак – так звали мальчика.
– Странное какое-то имя.
– Его настоящее имя Генри, но ребята называют его Чак.
– Совсем как «Чак и ласка».
– Не «Чак и ласка», а «Поп и ласка». Имеется в виду народный танец «Вот идет ласка».
– Знаю я, как правильно, но ведь «Чак и ласка» тоже симпатично звучит, верно?
– Ах, Томми, ведь я только хочу сказать, что мы не можем бросить это дело, в особенности теперь. Ты со мной согласен?
– Да, – сказал Томми.
– Я так и думала. И не потому, что ты выразил это словами. Мы должны продолжать расследование, и я тебе скажу почему. Главным образом из-за Айзека. Его кто-то убил. Его убили, потому что он что-то знал. Он знал что-то такое, что могло для кого-то представлять опасность. И мы должны найти человека, для которого эти сведения могли представлять опасность.
– А ты не думаешь, – спросил Томми, – что это обыкновенное хулиганство? Есть такие люди, которым непременно нужно кого-то убить, предпочтительно старого человека, который не может оказать сопротивления.
– Согласна, такие вещи случаются. Но это не тот случай. Я думаю, за этим что-то кроется, а попросту говоря, где-то нечто спрятано, спрятано нечто такое, что может пролить свет на прошлые события. Речь может идти, скажем, о какой-то вещи, которая была спрятана или отдана кому-то на хранение. Этот человек уже умер, или, в свою очередь, тоже где-то спрятал эту вещь, или отдал ее на хранение. Но так или иначе, непременно хотят что-то скрыть. Айзек это знал, и они боялись, что он расскажет об этом нам – о нас уже ходили всякие разговоры, людям о нас кое-что известно. Мы ведь связаны с контрразведкой. У нас соответствующая репутация. А вся история каким-то образом связана с Мери Джордан и прочими обстоятельствами.
– Мери Джордан, – задумчиво проговорил Томми, – умерла не своей смертью.
– Совершенно верно. А теперь еще убили Айзека. Мы должны выяснить, кто его убил и почему. Иначе…
– Ты должна быть очень осторожной, – сказал Томми. – Очень осторожной, Таппенс. Если Айзека убили из боязни, что он расскажет о вещах, связанных с далеким прошлым, то этим людям ничего не стоит подстеречь тебя где-нибудь в темном месте и тоже убить! Они не станут опасаться разоблачения, полагая, что опять все подумают: «Снова эти хулиганы».
– Которые подстерегают старушек и шарахают их по голове? Как скверно иметь седые волосы и старческую походку! Я понимаю, что я желанная добыча для любого. Как ты думаешь, не следует ли мне обзавестись небольшим револьвером?
– Нет, – сказал Томми. – Конечно же нет.
– А почему? Ты, верно, считаешь, что я не умею с ним обращаться и допущу какую-нибудь оплошность?
– Я опасаюсь, что ты можешь споткнуться о корень дерева – ты же постоянно падаешь – и тогда, вместо того чтобы защищаться, застрелишь себя.
– О, Томми, неужели ты действительно считаешь, что я могу допустить такую глупость? – жалобно спросила Таппенс.
– Да, считаю. Ты вполне на это способна.
– Тогда я могла бы носить нож с пружиной.
– Ничего не нужно с собой носить, – сказал Томми. – Просто ходи с невинным видом и разговаривай исключительно о саде, цветочках и овощах. Можно еще сказать, что нам не слишком здесь нравится и что мы подумываем о том, чтобы перебраться в другое место. Вот что я тебе посоветовал бы.
– Кому я должна это говорить?
– Да кому угодно. Это обязательно станет известно.
– Да, слухи здесь распространяются очень быстро, ничего не скажешь. А ты будешь говорить то же самое, Томми?
– Приблизительно. Скажу, например, что поначалу этот дом нравился нам гораздо больше, чем теперь.
