Атанас Мандаджиев - Волчий капкан
– Лучше бы уж с вами. Вы – человек, – промолвила Деси, и в глазах ее вдруг блеснули слезы.
Кто бы мог предвидеть такую опасность? Конечно, она сейчас искренна, действительно хочет нам помочь, обещает держать язык за зубами, однако хватит ли у нее сил, не подведут ли нервы? Меня вдруг мороз подрал по коже – я представил себе сцену в "Бамбуке" – пьяная Деси, у которой вконец расшатаны нервы, готова сию минуту разреветься и выложить всю подноготную своему любовнику. Может, отказаться? Нет, теперь уже поздно. Надо было раньше думать. Тогда бы я, возможно, вообще не стал бы с ней связываться. Раз уж дело обернулось таким образом и она все знает, пусть уж лучше чувствует себя обязанной.
Я не стал делиться своими опасениями с Пырваном. Наоборот, в его присутствии я вел себя так, будто полностью доверяю Деси, и попросил его быть с ней повнимательней и обходиться как с дамой. А если он сможет убедить ее пить поменьше, пока не будет выполнено задание, это было бы чудесно! У нее это, видно, и вправду слабое место. Хотя, без сомнения, самое главное – внезапность. Нечего мудрить, ждать удобного момента – бить так наповал и чем скорее, тем лучше!
– Вот и я так думаю, – заметил Пырван.
Не буду в подробностях рассказывать о том, как справилась со своей ролью Десислава-Деси. Важно, что она нас не обманула. Даже если она и не смогла разузнать все, что нас интересовало, то вины ее в том не было, в этом я уверен. Такого типа, как Половянский, провести нелегко. Сначала он просто взбесился, не хотел верить ей, а потом взялся расспрашивать о подробностях: как Чамурлийский повалил ее на кровать, как с помощью довольно сложных приемов сумел сломить ее сопротивление, как, в конце концов, пытался купить ее расположение, обещая помимо прочего путешествие за границу. К сожалению, как она ни хитрила, он только знай себе повторял свои прежние угрозы – хотя вместо «как бы ему не пришлось об этом пожалеть» в этот раз он грозился загнать его в угол и руки-ноги повыдергать. Единственной новой фразой, которую она от него услышала, было: «С огнем играет дорогой товарищ! Мало того, что водит меня за нос, а еще и руки распускает…» Тут он, однако, неожиданно смолк и злобно на нее покосился. И когда она как бы между прочим спросила, уж не насчет ли паспорта водит его за нос Чамурлийский, именно этот злобный взгляд заставил ее прекратить расспросы. Деси побоялась насторожить Половянского, хотя у нее и не осталось ни малейшего сомнения в том, что его и Чамурлийского связывает какая-то тайна и что угрозы Милчо совсем не беспочвенны.
Да, в этом действительно что-то есть, но что?
Несколько дней спустя появились и первые осложнения. Дали о себе знать две главные слабости нашего плана.
Во-первых, Половянский решил серьезно поговорить с Чамурлийским (удивительно, что он не побежал к нему сразу).
Разговор этот ни в коем случае не должен состояться. Надо этому как-то помешать.
По нашему совету Деси признается Половянскому, что соврала. Чамурлийский никогда ее и пальцем не тронул, никогда не пытался за ней ухаживать. Соврать же она решила просто так, нарочно, от скуки, чтобы расшевелить его и заставить ревновать. Однако Половянский только недоверчиво качал головой: его на мякине не проведешь. Он начал поговаривать об очной ставке между Чамурлийским и Деси.
Бедная Деси! Чего ей стоило развеять сомнения, которые она сама заронила в душу Половянского. Ей пришлось, причем бесплатно, осыпать этого мерзавца нежностями, чтобы снова доказать ему, как сильно она его любит. Однако не будем завидовать Милчо и воздержимся от таких эпитетов, как "мерзавец", "ничтожество" или "мошенник". О мертвых или хорошо, или ничего!
Вторая неприятность была связана с моей женой. Долгое отсутствие Пырвана явно возбудило подозрения Златы. Она, в конце концов, так прижала меня к стенке, что мне просто некуда было деваться. "Куда он пропал, твой красавец? Почему не звонит и не заходит к Росице? Уж не вздумал ли он ей голову морочить?" Я попытался оправдаться, уверяя ее, что мы оба по горло увязли в делах и что нам сейчас совсем не до женщин, но Злата ходила за мной по пятам – у меня уже было чувство, что она вооружилась скалкой – и не оставила меня в покое, пока я не пообещал завтра же поговорить с Пырваном. "Раз ты его защищаешь, значит, вы вместе где-то шляетесь. И не стыдно тебе? Портишь парня". Моя Злата не в первый раз обвиняет меня в грехах, которые я не совершал. Я отбиваю ее атаки с веселым негодованием, давая ей понять, что всякое может случиться и что женщины на меня до сих пор поглядывают. Разумеется, она сердится не всерьез и прекрасно знает, где я пропадаю по ночам. Ее нападки – шитая белыми нитками хитрость. Она надеется, что, защищаясь, я выдам Пырвана, обмолвлюсь о его похождениях, если таковые имеются. Но разве я могу ей сказать, положа руку на сердце: "Злата, золотко мое, ты напрасно тревожишься о своей подруге. Пырван действительно очень занят – и на службе, и в спортивном зале. Я поручил ему дело, которое требует вертеться круглые сутки, а в то же время ему приходится напряженно тренироваться, ведь первенство страны на носу, а Косолапый действительно совсем не лежал всю зиму в берлоге. Разве ты не слышала о том, что такое максимальная нагрузка? За полмесяца до соревнований борцу необходимо… и так далее. Ты теперь специалист по художественной гимнастике, пора бы знать о таких вещах. Хотя разве можно сравнить ваши тренировки с нашими? Небо и земля! С наших ребят семь потов сходит, мы через веревочку не прыгаем!" Итак, разве я могу сказать ей все это положа руку на сердце? Не могу! Потому что почти уверен в том, что Пырван стал невнимателен к своему "прозрачному созданию" из-за Десиславы. Конечно, ничто ему не мешает, проходя мимо дома Росицы, свистнуть ей – бедная Росица и этому была бы рада – однако он, кажется, и на это скупится. Самое ужасное, что во всем этом виноват я один. Как заставил его связаться с Десиславой? А ведь он старался отвертеться, знал свое слабое место, предвидел, что не сможет долго противиться соблазну. Тем более, что он на себе испытал, как сладок этот запретный плод. Да, я виноват! Спокойно мог бы поручить это дело кому-нибудь другому. Ведь понимал же я, каким испытанием это будет для Пырвана (как-никак мы оба мужчины), однако желание оказаться в этом случае в роли наблюдателя одержало во мне верх. И вот что из этого вышло: Росица, бедная, ходит как в воду опущенная, не в силах скрыть своей тоски. Злата постоянно меня пилит и грозится нажаловаться заслуженному тренеру, а если и это не поможет, то пусть Пырван имеет в виду, что ему придется иметь дело с ней самой. Что до Пырвана, то он, кажется, понимает, какие тучи сгущаются над его головой, однако молчит как рыба и ничего не предпринимает, чтобы помочь мне выпутаться из этого неловкого положения, вынуждая меня играть роль моралиста, которая всегда была мне противна.