Батья Гур - Убийство в кибуце
— В другом? — переспросил Михаэль. Дворка не ответила. — Она делилась с вами своими сокровенными мыслями все эти годы? Вы разговаривали с ней на личные темы?
— Никто о личном с Оснат не разговаривал, но между строк многое можно прочесть. Оснат никому никогда не доверяла. О ее внутреннем мире можно было только догадываться по тому, как она себя вела и что делала, но добиться от нее искренности было невозможно, даже когда… — Дворка вдруг замолчала, и в ее глазах вдруг появился страх.
— Когда?
— Есть некоторые вещи, о которых никогда не говорят. Когда Оснат было пятнадцать, она попала в беду, но об этом до сих пор никто ничего не знает, даже Аарон Мероз.
— Что за беда?
— Она от кого-то забеременела.
— От кого?
— Разве это имеет значение? — сказала Дворка. — Так получилось, и ничего уже сделать было нельзя.
— Кто это был? — настаивал Михаэль.
— Сын одного из наших членов, очень проблемный мальчик, он был на год младше нее. Представьте себе: четырнадцать лет — и такое!
— Он все еще живет в кибуце?
— Да, к счастью для него, все еще живет. Мы все-таки успели добиться в кибуце определенных успехов. Например, в социальной адаптации людей с отклонениями в поведении. Этот мальчик определенно был с отклонениями, но никому даже в голову не приходило избавиться от него.
— Кто он? — настаивал Михаэль.
— Сын Фани и Захарии, — призналась Дворка, — но он тут…
— Она забеременела, и что потом? — спросил Михаэль тоном человека, считающего, что он на пути к возможной разгадке.
Дворка, казалось, взвешивает каждое слово:
— Она была настолько скрытна, что держала все в тайне целых шесть месяцев. Никто, даже девочки, которые жили с ней в одной комнате, ни о чем не догадывались.
— Что, никто не знал об их связи? — удивился Михаэль.
— Между ними и не было ничего особенного, может быть, несколько сексуальных контактов, а может быть, всего один. Я не смогла узнать от нее никаких подробностей, она полностью замкнулась.
— И что было дальше?
— В то время медсестрой работала Рива, которая заметила, что у Оснат нет месячных. Она обратила на это мое внимание. Дело в том, что, когда речь заходила об Оснат, люди обращались не к воспитателю, а ко мне. — Дворка разгладила складку на своем сером платье и уставилась на Михаэля, словно перед ней сидел любитель дешевой «клубнички».
— И что же все-таки произошло?
— После разговора с Ривой я вспомнила, сколько за последнее время Оснат набрала килограммов, и попросила ее зайти ко мне, когда никого у меня не будет. Я у нее ни о чем не спрашивала, просто объявила ей, что она беременна.
— И?
— Мы прервали беременность, — сухо ответила Дворка.
— После шести месяцев?
— Все можно сделать, хватило бы только решимости. А я была настроена не дать ей совершить ту же ошибку, которую совершила ее мать.
Она тоже хотела избавиться от ребенка. Я это рассказываю вам лишь для того, чтобы вы поняли, насколько замкнутым, недоверчивым и ранимым был этот человечек.
— И об этом, конечно, никто не знал? — спросил Михаэль громче обычного.
— Никто. Кроме медсестры Ривы, которой уже нет. Она умерла несколько лет назад. Ни сам этот мальчик, ни Фаня, никто другой об этом не знал.
— Значит, это возможно?
— Что возможно?
— Чтобы в кибуце никто не узнал о таких вещах.
Дворка молчала.
Михаэль впервые почувствовал себя победителем. Но она произнесла фразу, которая лишила его такой уверенности:
— Я знала. От меня ничего не утаишь.
Михаэль промолчал. Она сделала еще глоток, а он закурил сигарету и подумал о своей бывшей жене Нире. Однажды, когда он попросил ее сделать аборт, ничего не говоря своим родителям, Нира ответила, что это бесполезно, поскольку у матери «и на затылке глаза».
— Оснат была очень живой девочкой, — продолжала Дворка, — но после этого случая никому не позволяла даже дотрагиваться до себя. Она воздерживалась от всего, что хоть как-то было связано с сексом. Но дело было не в полученной ею травме. В конце концов, с моим Ювиком у них все получалось, и четверо детей тому подтверждение. Дело было в ее воле. Она просто решила направить всю энергию в другое русло.
«Что ж тут удивительного, если она с вас брала пример», — успел молча подумать Михаэль.
— В кибуцах, и наш не исключение, мы не придерживаемся консервативных взглядов на секс. Даже в те годы о сексе можно было говорить откровенно и открыто. Проводилась профилактика, детям мы давали половое воспитание, а между взрослыми постоянно вспыхивали скандалы сексуального характера. У нас было несколько матерей-одиночек задолго до того, как возникла такая мода, и они ни разу не слышали ни слова осуждения. Но при этом… она… — Дворка замолчала, и Михаэль ее не торопил. Его сердце сбивалось с ритма каждый раз, когда он чувствовал на себе ее печальный взгляд. — Оснат всегда представляла собой силу, с которой нужно было считаться. Я не знаю, поймете ли вы, что происходит, когда вся природная энергия человека направляется на реализацию идей. Она решила забыть о чертах характера, которые она унаследовала от своих родителей, и стать частицей и участницей всего, что ее окружало. Именно эта энергия позволяла ей проводить идеологические кампании в последние годы. Она вела крупномасштабную битву, но у нее не было конструктивного видения, слишком шаткий у нее был фундамент.
Она снова стала рассказывать о детских годах Оснат, о том тепле, которым ее пытались окружить Срулке и Мириам, о ее приступах депрессии и эскападах.
— Когда у нее умерла мать, я пыталась всеми силами заставить ее пойти на похороны, но все было безуспешно. Она ни разу не вспомнила о матери. Но однажды… — Голос Дворки стих, и она в замешательстве посмотрела на Михаэля. — Это не имеет значения, — с трудом произнесла она.
— Что не имеет значения?
— Не хочу говорить о мелочах, которых хватает в любом кибуце.
— Нет уж, давайте поговорим! — стал настаивать Михаэль.
Дворка замялась:
— В таких мелочах всегда есть что-то уводящее в сторону и грязненькое.
— В убийстве тоже есть что-то грязненькое, — ответил Михаэль, не понимая, откуда вдруг появились эти слова.
— Я бы не стала так быстро отметать версию самоубийства, — сказала Дворка.
— Это мы обсудим позже. Так что случилось однажды?
— Не однажды, — призналась Дворка. — Несколько раз, и в прошлом году тоже. — Скупо и с отвращением она рассказала о якобы имевших место связях Оснат с мужчинами кибуца, о скандалах, которые закатывали ревнивые жены. — Внутренняя сила, которая жила в Оснат, возбуждала основные инстинкты, — сказала она тихим голосом, — поэтому нет ничего удивительного в том, что к ней оказался неравнодушен Боаз. Были и другие, но это не интересно. Если вы не погрязнете в трясине мелких фактов, то сможете увидеть, как Оснат переделывала себя в монашку. В настоящую монашку. Фанатичную, даже опасную.
