Морис Леблан - Зубы тигра
Ночь была темная. Тяжелые грузовые тучи носились по небу, лишь изредка выглядывала из них бледная луна. Сверкали молнии, глухо грохотал гром. Но толпа не унывала. Затягивали песни. Мальчишки подражали крикам птиц, животных. Разместившись группами на скамьях и просто на тротуарах, люди пили, закусывали, спорили.
Часть ночи прошла спокойно. В отеле Фовиля, в кабинете инженера, в котором он был убит, с десяти часов дежурили: префект полиции и его секретарь, начальник полиции, его помощник Вебер, бригадир Мазеру и два агента, пятнадцать полицейских были расставлены в остальных комнатах отеля, а двенадцать других на крыше, в саду и перед главным входом.
Предварительно был снова произведен самый тщательный обыск, не давший никаких результатов.
Решено было, что все должны бодрствовать. Если четвертое письмо доставят, виновный будет пойман с поличным.
Для полиции не существует чудес.
Несмотря на протесты Мазеру, префект распорядился, чтобы во всех комнатах горело электричество и все двери были открыты настежь. Он будто боялся появления дона Луиса и хотел ему помешать.
Часы проходили, и нетерпение начало овладевать собравшимися. Приготовившись к борьбе, они испытывали потребность разрядить энергию. Около часа произошла ложная тревога. Два полицейских, делая обход во втором этаже, не узнали друг друга и один из них выстрелил вверх.
На бульваре толпа поредела, но наиболее рьяные расположились ближе к дому, пользуясь тем, что полиция перестала усиленно охранять подступы к дому. Увидев это, Мазеру подумал вслух:
— Хорошо, что сегодня не приходится опасаться взрыва, а то эти зеваки пострадали бы вместе с нами.
— Взрыва не будет и через десять дней, — пожал плечами Демальон.
Было два часа десять минут.
В два часа двадцать минут префект закурил сигару. Начальник пошутил:
— В следующий раз вам придется отказаться от этого удовольствия, господин префект.
— В следующий раз я не стану сторожить здесь, — возразил Демальон, — видимо, историю с письмами надо считать оконченной.
— Как знать? — вставил Мазеру.
Прошло еще несколько минут. Демальон опустился в кресло. Всеобщее молчание. Вдруг все вскочили, изумленные. Раздался звонок. Кто мог звонить?
— Телефон! — сообразил Демальон.
Он направился к аппарату.
Новый звонок.
Префект снял трубку.
— Алло! В чем дело?
Послышался издалека слабый голос, невнятное бормотание.
— Что такое? Говорите громче. Кто у телефона? Алло! Не понимаю. Повторите. Как? Дон Луис Перенна?
Он проворчал в сторону присутствующих:
— Мистификация… шутник какой-то развлекается — сделал было движение, чтобы повесить трубку, но невольно прислушался.
— Да объясните же, наконец! Вы дон Луис Перенна?
— Да.
— Что вам надо?
— Который час?
— Который час! — префект гневно пожал плечами. Вопрос был нелепый, но голос дона Луиса он на этот раз прекрасно узнал.
— Это еще что за выдумки? Где же вы?
— У себя в отеле под потолком кабинета.
— Под потолком?
— Да, и порядочно-таки задыхаюсь…
— Вас сейчас выручат, — улыбнулся Демальон.
— Это успеется, господин префект. Сначала ответьте мне. Скорее. Я теряю силы… который час?
— Но…
— Прошу вас…
— Без двадцати три.
Страх, прозвучавший в тоне дона Луиса, казалось, вернул ему силы, голос его окреп, и он заговорил, умоляя, настаивая, требуя.
— Уходите, господин префект… уходите все. Очистите отель… В три часа отель взлетит на воздух… клянусь вам… Сегодня назначенный день… Через десять дней после четвертого письма. Но четвертое письмо опоздало на десять дней. Вспомните, что сказано в листке, найденном сегодня утром Вебером: «Взрыв произойдет независимо от появления писем, в три часа утра». Умоляю вас! Верьте мне, я знаю правду об этом деле. Угроза будет приведена в исполнение, это неотвратимо. Уходите… О, это ужасно! Я чувствую, что вы не верите мне, а силы изменяют… Уходите все… уходите.
Он говорил еще что-то, но так невнятно, что префект не мог разобрать.
Префект повесил трубку.
— Господа, — сказал он, улыбаясь, — теперь без семнадцати минут три. Через семнадцать минут мы взлетим на воздух. Так утверждает, по крайней мере, наш друг дон Луис.
Раздались шутки, но в них чувствовалось всеобщее смущение.
— Вы уверены, что говорили с доном Луисом, господин префект?
— Несомненно. Он забрался в какую-то нору под своим кабинетом и от голода и усталости слегка помешался, должно быть. Мазеру, ступайте-ка, захватите его… если только в этом нет новой ловушки… Мандат при вас?
Мазеру подошел к префекту. На нем лица не было.
— Господин префект, это он сказал вам, что мы взлетим на воздух?
— Ну да, он ссылается на записку, которую Вебер нашел утром в томе Шекспира. Взрыв якобы должен произойти сегодня в три часа ночи.
— И вы не уходите, господин префект?
— Неужели вы думаете, что я стану выполнять капризы этого субъекта?
Мазеру заколебался, но несмотря на всю свою почтительность, не сдержался:
— Господин префект, это не каприз. Я знаю дона Луиса. У него, конечно, есть основания.
— Скверные основания.
— Да нет же, господин префект, — взволновался Мазеру. — клянусь вам, надо послушаться его. Он сказал: отель взлетит на воздух в три часа. Остается несколько минут. Уйдемте, господин префект…
— Довольно, — сухо прервал его Демальон. — Если вы боитесь, можете воспользоваться данным вам приказанием и поспешить к дому Луиса.
Мазеру щелкнул каблуками и козырнул, как старый солдат.
— Я остаюсь, господин префект.
И вернулся на свое место в углу комнаты.
Наступило молчание. Демальон шагал по комнате взад и вперед. Остановился перед начальником полиции.
— Вы согласны со мной, надеюсь?
— Конечно, господин префект.
— Еще бы, что за вздор! Бомбы сами с потолка не сыпятся. Откуда? Каким способом?
— Тем же, каким подбрасывались письма, — рискнул вставить секретарь префекта.
— Как? Вы, значит, допускаете?..
Демальон не договорил. Как и другие, он начал поддаваться какому-то гнетущему чувству, которое с каждой минутой становилось все мучительнее, все невыносимее.
Три часа! Эти два слова не давали покоя. Он несколько раз вынимал часы. Оставалось еще несколько минут… десять… Неужто в самом деле?
— Идиотизм! Идиотизм! — сердито воскликнул он, топнув ногой. Но, взглянув на своих товарищей, он увидел, что лица у всех напряженные и почувствовал, что у него как-то необычайно сжалось сердце. Он не боялся, нет, как не боялись и они. Но все невольно вспомнили о проницательности и интуиции дона Луиса, проявленных им в этом деле.
